Может, ему так сильно хочется вернуться к ней, к жене?
Я смотрела в стекло на то, как он приближается, и молчала. Наверное, стоит сразу попрощаться, тогда вечером будет проще сделать выбор, то есть произнести имя, которое мне назовет леди Колетт. Забавно… замуж выходить мне, а имя произносить будет она.
Но о чём я? Он так близко.
– Я тебя искал.
– Зачем?
Даже здороваться сил не было. К чему эти формальности? Между нами только пустота.
– Как зачем? Я собираюсь тебе кое-что подарить. – Несмотря на бодрый голос глаза его не улыбались. – Собираюсь подарить тебе самое ценное.
Я обернулась, забыв, что переглядываться проще через стекло. Но что он сказал?
– Что?!
– Имею право. Ты сама объявила условие – только самое ценное. Так вот, я хочу тебе подарить самое дорогое, что у меня есть. С недавних пор. Последние три года.
В руке Даск держал потёртый, потрёпанный красный лист бумаги, сложенный пополам в виде книжки. На обложке криво были написаны буквы.
– Что это?
Знакомая вещица трепетала в памяти, желая взлететь, как бабочка, но никак. Алый лист бумаги, согнутый маленькими руками и упрямо не желающие выводиться буквы, написанные простым карандашом.
– Держи.
Он почти впихнул мне в руки эту странную бумагу.
– Много лет назад, когда мне было… лет десять, думаю, наступил Новый год и в парадном зале нарядили огромную ёлку. Тем утром я бежал к ней, чтобы найти подарки, которые наверняка передали нам родители. Я сбежал от слуги, который желал завязать на моей шее красивый платок и почистить платье, бежал по коридору, когда услышал это… плач.
В горле пересохло, когда бабочка взмахнула крыльями и раскрыла их перед полётом.
– Она сидела и рыдала, – продолжал Даск. – Прямо на холодном полу. И бесконечно всхлипывала, потому что опять осталась одна. Её родители были совсем бестолковыми и снова уехали куда-то, и если бы не я с сестрой, она жила бы в своем огромном замке в полном одиночестве. Тогда она не была ещё взрослой и сильной, поэтому рыдала, ничуть не стесняясь. А мне тогда еще не виделись в её светлых глазах райские врата, поэтому все, чего мне хотелось – это быстрее успокоить малявку, да получить, наконец, свои законные подарки. А потом наесться сладостей от пуза.
Я боялась открыть вложенный в руку лист.
– Как только я её не успокаивал! Пришлось, в конце концов, наобещать гору всего. Но малявка была очень упряма, и ей всё было мало и мало. Она утверждала, что её все рано или поздно бросают. Что я тоже её однажды брошу. Пришлось мне идти на крайние меры – я сквозь зубы пообещал никогда её не бросать.
– И нарушил своё слово? – прошептала я.
– Немножко. Не очень сильно. Малявка-то была хитрой и не обошлась одним обещанием. Она заставила меня подписать