Малышку Каису Эдвин и вовсе впервые видел вживую, и не мог не удивиться тому, как же она похожа на покойного отца. Нос, губы и яркие зелёные глаза, влажные от слёз – всё это становилось живым напоминанием о Твайсе. Девочка прятала красное и опухшее от плача личико, прижимаясь им к матери, дергала женщину за рукав и что-то обеспокоенно шептала, изредка косясь в сторону Долоре. Тогда Хеди впервые посмотрела на него, и Эдвина прошиб холод во взгляде вдовы. Мужчина решился подойти ближе.
– Никак не ожидала, что ты всё-таки приедешь. Жаль, что слишком поздно наведался – Джер очень тебя ждал. Никогда бы не подумала, что стану вдовой так рано, когда мне будет даже меньше тридцати. И что с ним случилось в тот вечер? Чёрт его знает. Бросил и меня, и дочь: хоть бы немного о нас подумал, – голос женщины предательски задрожал, и Каиса обняла мать крепче, проводя ладошкой по светлым волосам, как бы успокаивая. – Господи, ну что ему не так было? Чего ему на свете не жилось спокойно? А теперь я еле свожу концы с концами, если хочешь знать. Ребёнок без отца остался, плачет сутки на пролёт, попробуй – успокой.
– Мне очень жаль, что всё закончилось вот так.
– А толку-то? Всем жаль, и все вокруг об этом говорят, хоть на улицу не выходи совсем. Везде «мне жаль, мне жаль, соболезную утрате». Ещё больше душу травят. – жестом отправив ребёнка к родителям мужа, Хеди закурила, выпуская дым прямо в лицо Эдвина. Ладони с побитыми костяшками подрагивали, и, как бы она не старалась казаться невозмутимой, тремор выдавал всё.
– Извини: знаю, что словами тут не поможешь. Знаешь, ты могла бы рассказать мне о том, каким он был в последние несколько лет и… – Долоре был прерван священником, отпевавшим молитву над покойником, гроб с которым уже погружали глубоко в землю. Эдвина посетило странное чувство: ему настолько странным казался тот факт, что человека настолько легко могут просто закопать в землю. Ещё условно вчера – вот он, живой, здоровый, а сегодня его уже кладут в гроб. А ещё страннее понимать, что больше ты