Девчонки рассматривали мальчишек, замечали, как многие из них стали взрослее, расширились в плечах, покрылись первым пушком по щекам и под носом, а мальчишки замечали, как же похорошели их девочки, прибавили в формах, расцвели и стали какими-то манящими. Таня, так же, как и все, пересматривала одноклассников, отмечала присутствующих и отсутствующих, вспоминала. Пробежав взглядом по мальчишкам, она не обнаружила Сережи и даже не очень удивилась: «Спит, как всегда, – подумала она, – сейчас пройдут дежурные 10 минут, появится».
Когда всех после линейки завели в класс и Виктор Ильин сел с Андреем Антоновым, Таня огорченно подумала: «Уехал, что ли». Почему-то эта мысль сильно огорчила ее, то ли от того, что не на кого теперь будет смотреть украдкой на уроках, то ли ее огорчало что-то другое, а что, она еще понять не могла. На первой же перемене, улучив момент, Таня спросила у Андрея:
– А где Никоненко? Ты теперь сидишь с Ильиным?
– Да он, наверное, в Алма-Ату вернулся.
Слова Андрея как-то больно отозвались у нее внутри. Первый учебный день прошел быстро и по дороге домой они с Наташей без умолку обсуждали одноклассников, кто каким стал и вообще… Придя домой и перебирая портфель, она поймала себя на мысли, что ей почему-то очень грустно от того, что этот Никоненко уехал обратно в свою Алма-Ату. Затем залаяла собака, она побежала на кухню, сквозь большие окна увидела уходящего почтальона. Предчувствуя, что почтальон принес письмо, она вылетела на улицу, заглянула в ящик и обнаружила заветное письмо от Валеры. Быстрым шагом вернувшись домой, она уселась на кровать и нетерпеливо и совсем неаккуратно вскрыла конверт.
Письмо от Валеры выбило у нее мысли о Никоненко. Валера писал простецки: ходили туда-то, делали то-то, видел того-то и так далее, в простом деревенском жанре простого бесхитростного паренька. Письмо заканчивалось: «Целую!» и хотя Валера явно не обладал изысканным эпистолярным жанром и писал разные, как говорится, «глупости», но за его письмом стояло прекрасное лето с его веселостью, беззаботностью и любовью, и оно было дорого именно этим. Письмо усмиряло тревоги, придавало уверенности и возвращало в состояние счастья, и уже за это Таня могла простить все литературные недостатки этому письму. Настроение резко улучшилось, как говорится, из головы вылетели различные глупости, портящие настроение, и жизнь постепенно входила в свою привычную колею. Вечером Таня уже сидела на телефоне и без умолку в течении часа болтала с Ирой, которая так любила перемыть всем одноклассникам косточки на тему кто, как и во что одет, кто что и как рассказывал, и вообще…
Письма Тане хватило буквально на два дня, затем она почему-то опять загрустила на тему: «Значит, Никоненко уехал». Постоянные наводящие вопросы Антонову Андрею: «Почему уехал и вернётся ли?»