Казалось бы, Сивый и прочие должны были бы это немедля продвинуть, и так казалось и самой Гурии, однако печатать статью не брался ни один журнал. Гурия отсылала раз двадцать – и раз за разом отклоняли под любыми предлогами. То недоработана статистика, то нет ссылок на бывшие публикации, то формула написана задом наперед – изощрялись анонимные референты. Поскольку Гурия брала замечания всерьез и дорабатывала и статистику, и ссылки, статья разрасталась в объеме. Редакция, конечно, отвечала, что ее необходимо сократить втрое. А тут подворачивался какой-нибудь новый интересный случай – вроде того социофилософа, который вывел и развил до малейших подробностей форму общественного устройства, чтобы власть там принадлежала «никому», то есть по замыслу – никому, а на деле «совокупности самых отпетых ничтожеств», и придумал название строю – «зерократия», от латинского «зеро», по-русски – «нуль». Как же было не привести такой откровенный пример одержимости сверхценной идеей?
С каждой переработкой труд был все глубже и проникновеннее, но это ничему не служило: работа так и оставалась малочитаемым манускриптом. Проглядывали ее только в редакциях да коллеги по близнецам. Почему не печатают – никто не мог понять, редакторы руководствовались словно бы не логикой, но откровением. А на диагноз врачу Бесстыдных все продолжали поступать левые листочки – то параноический стишок, то рассуждение о природе вещей с назойливым резонерством не по специальности – из тех, что до времени ходят по рукам, а потом идут куда положено. Их авторы иногда пользовались известной репутацией среди людей с образованием – значит, и в кругу коллег Гурии. Распространяли их между собой, делая машинописные копии, – точно такие же копии, какие многократно изготавливала сама Гурия Аркадьевна, когда переоформляла, расширяла, сокращала, доводила, украшала, меняла и лелеяла то, что отвергали журнальные обскуранты. Вот обилие копий как раз и ввело ее в соблазн.