Итак, я говорю: подобно Аргусу, усыпленному силой голоса, хоть имел он столько глаз, сколько на хвосте у Павлина, что означает предвидение, не удивительно, если и я со всей моей предусмотрительностью был усыплен той же силой голоса. Иначе сказать, я умер. Ведь смерть всегда ищет людей, уснувших от любви, как говорилось ранее о человеке, который уснул из-за Сирен, или о Единороге, спящем из-за девицы, а тут еще и Аргус.
Вот я мертв. Это так. Но есть ли средство исцеления? Не знаю. И какое средство может тут быть? Истина же в том, что лекарство может найтись, но мне не более известно о нем, чем о средстве, которое употребляют Ласточки. Доказано, что если взять ласточкиных птенцов и ослепить, а потом вернуть в гнездо, они не останутся слепы, когда вырастут. Потому полагают, что Ласточка их лечит, но неясно, каким лекарством. И то же самое происходит с Горностаем, если убьют его детенышей и возвратят совершенно безжизненными. Горностаю от природы знакомо лекарство, которым он может оживить их. Все это известно совершенно точно, нельзя лишь проведать, что там за лекарство.
Скажу о себе, о моя милая, желанная прелесть. Я верю, что есть у Вас средство, которое меня воскресило бы, но не знаю, что это за такое средство, а ведомо мне разве лишь то, что можно узнать, сравнивая природу одного зверя со свойствами другого. Ведь все хорошо знают, что Лев оживляет своего детеныша, и знают даже, каким образом. Львенок рождается мертвым, но на третий день отец рычит над ним и таким способом оживляет. И мне кажется, что если бы Вы желали вновь призвать меня любить Вас, это определенно могло бы стать средством воскрешения от той смерти-любви, которая меня убила.
Точно так же обстоит дело с Пеликаном. Отменно известно, что Пеликан оживляет своих птенцов, и каким способом – тоже известно отменно. Пеликан ведь птица, нежно своих цыплят любящая. Он так их любит, что весьма охотно с ними играет. Они же, видя играющего отца, проникаются самоуверенностью, тоже решают поиграть, начинают летать, мелькая перед самыми глазами его, и бьют по ним крыльями. А тот со своим надменным обычаем не выносит, чтобы ему вредили, свирепеет и их убивает. Убив же, кается. Потом Пеликан подымает крыло, разрывает бок клювом и брызжет на убитых детей льющейся из бока кровью, так возвращая их к жизни.
О моя милая, желанная прелесть, при встрече с Вами новизна знакомства обратила меня словно бы в Вашего цыпленка. Столь милы были Вы, что я поверил, будто можно говорить с Вами о самом для меня радостном. И Вы убили меня тем видом казни, который свойствен любви. Но если бы Вы желали открыть мне свой сладостный бок, оросить меня благорасположением и подарить мне милое, желанное, чистое сердце, лежащее у Вас в этом боку, Вы бы меня воскресили. Высшее средство в помощь мне это Ваше сердце.
Но если все это произошло не по иной причине, чем, как я иной раз слышал, Вы говорили, будто мое обращение к Вам с мольбою