И она бы не помогла. А может, как раз наоборот – подвела, прорезалась, когда не надо? Но вместо разумных мыслей привела за собой волну неуправляемого страха, накрывшую мгновенно, с головой. До трепета в едва не подогнувшихся коленках. До липких ручейков пота вдоль позвоночника.
– Папа, – пробормотал Сэм, с трудом ворочая языком.
– Сюда, сказал, – повторил отец сквозь стиснутые зубы. Уже не столь громко, но пробрало до дрожи.
Сэм вцепился в перила и послушно шагнул вниз, не в силах оторвать взгляда от перекошенного злобой отцовского лица.
– Ты был сегодня в школе?
Сердце Сэма провалилось в желудок, в горле моментально пересохло, но он все-таки пролепетал:
– Да. Ты же сам меня отвозил.
– Как же тогда получилось, что никто тебя там не видел?
– Не знаю. Я был.
– Где? – проорал отец. Так громко, что у Сэма заложило уши.
Или это не от крика?
– В школе.
Отец опять заорал, но Сэм уже не слышал слов, только видел широко открывающийся рот. В голове звенело, а отец все орал и орал, потом дернулся. Сэм вздрогнул и отшатнулся. Но папаша бросился не к нему, а к лежащей на стуле куртке. Схватил ее, тряхнул, потом стал мять свободной рукой, побагровел еще сильнее, запустил пальцы в карман.
И снова широко раскрывающийся рот. Возле самого лица. А потом – черная, местами облупившаяся кожа бумажника и побелевшие от усилий костяшки сжимающих его пальцев.
– Это что, я спрашиваю! – прорвалось сквозь заложенность в ушах. – Как мой бумажник оказался в твоем кармане?
– Я… не знаю, – отрывисто выдохнул Сэм. – Я не брал, – произнес он тихо и вдруг, не удержавшись, истошно заверещал: – Я не брал! Это не я!
– Ах ты, ублюдок! – Мистер Адлер ухватил сына одной рукой, а второй, отбросив бумажник и загнув подол майки, принялся расстегивать брючный ремень. – Я тебе покажу, как воровать! Как делать из отца дурака!
Сэм судорожно наблюдал за резкими движениями пальцев, за игрой бликов на широкой металлической пряжке. Медная бляшка мелькнула в воздухе, вытащенный из петель ремень изогнулся по-змеиному, едва не коснувшись мальчишеской щеки. Сэм снова вздрогнул и как не в себе заверещал:
– Папочка! Не надо! Пожалуйста, папочка!
Но отец сгреб его в охапку, бросил на диван и, широко размахнувшись, хлестнул ремнем поперек тощей спины, открывшейся под съехавшей рубашкой.
4. Эмберли
Она приходила в школу раньше всех. Ей нравились пустые коридоры, закрытые двери и гулкое эхо. Пару лет назад Эмберли поймала особый кайф от всего этого. Нормально. Ведь кто-то тащится от перекура в туалете, кто-то от молоденькой учительницы, от косячка на троих за углом школы, а она – от подобного одиночества.
Можно было легко представить, что настал апокалипсис: уродливый городишко провалился под землю, и никто не выжил, кроме Эмберли.
Пожалуй,