– Вы – Лиза Бурматова? Извините, если вдруг ошибся, мне показалось…
– Не показалось. – Почему она отвечает так насмешливо? Не всё ли ей равно?
– Значит, точно… – Шницер теперь кашлял, пожалуй, даже дольше, чем требовалось – видимо, чтобы неловкую паузу замять. – Я не сразу… Ты же была совсем девочкой, когда мы виделись, а теперь такая барышня…
– И что? – Вопрос звучал великолепно – убийственно, как в самой пошлой мелодраме. Лиза даже смотрела сверху вниз, потому что стояла двумя ступеньками выше.
– Да ничего… Не сразу узнал. Извини. Я понимаю, что тебе со мной какие разговоры – матери наши рассорились, и мы все потеряли друг друга из вида. Полжизни прошло. Да… Я просто подумал, что если ты – это ты, надо хоть поздороваться.
Лиза не понимала механизма этой реакции – того, что родственники уже второй раз за день выводят ее из себя. Почему-то она могла терпеть бестактность, занудство и даже истерики посторонних людей из коттеджа. Их назойливость, глупые шутки, пустопорожнюю болтовню. И совершенно не могла пропускать мимо ушей то же самое, исходящее от родственников! Хотя кто-кто, а Филипп кажется куда более посторонним, чем все обитатели «Лесной сказки».
Но она уже заговорила, понимая, что не остановится.
– Со мной разговоров в самом деле не требуется, и здороваться не обязательно. И матери наши сами между собой разберутся, я в их дела не влезаю. Поразительно только, как тебя память подводит. «У вас тут в Белогорске»! – передразнила Лиза. – Как будто ты сам в этом Белогорске не жил! И куда вы все потом провалились? Когда мои родители стали старыми, бедными и больными? Ты так возненавидел мою маму, что за столько лет ни разу ей не позвонил или открытки не послал? Это что, такая сыновняя солидарность, или у тебя личные счёты имеются? Или теперь на кой нужны родственники, у которых не пообедаешь? Кстати, я тут не единственная тень из прошлого. Ты тут еще одну кузину можешь встретить, Светку – это ее владения. – И перевела дух.
Филипп слушал, не перебивая.
– Да, паршиво же я выгляжу в твоих глазах, – подвел он итог, но ни виноватым, ни смущенным, ни потрясенным Лизиной речью не казался. Скорее, отрешенным. – На самом деле Белогорск и твоя мама, – самые глубинные воспоминания, которые исподволь греют, а в нужный момент поддерживают. А то, что всё скатилось в никуда – обычная тупая инерция, никаких тут нет ни счетов, ни обид. В молодости привыкаешь только брать, и это выглядит, как будто так и должно быть. И само собой разумеется, что тебя все любят. А потом просто увязаешь в своих делах, важнее которых ничего быть не может – и всё, и жизнь пробежала. У меня никогда не было меркантильных расчетов попользоваться богатыми родственниками, которые потом стали бедными, – хотя я понимаю, что это неубедительно звучит. Нас всех потом в одночасье сделали бедными. А моя мама уже умерла. Вы разве не знали?
– Как бы мы узнали, если вы нам не сказали? – пожала плечами Лиза, безжалостно обходясь без стандартных соболезнований. –