Совсем рядом раздался взрыв хохота – это кучка таких же молодых ребят, среди которых явственно были заметна компания индейских парней и девчонок, кажется, обсуждала что-то свое, но выглядело сейчас все так, будто хохочут они над Энди, получившим щелчок по носу.
– Смотри, как бы проблемы не начались у тебя, – огрызнулся Энди, брезгливо обтерев правую ладонь о колено – ту, которой хватал исследовательницу за одежду.
– Угрожаешь? Ну-ну, – Эва только усмехнулась, широко и неприязненно. – Я запомню.
Скандальный утэввский парень снова выругался – на этот раз на своем родном языке, развесисто и длинно. Эва отозвалась – резко и коротко, и на том же языке. Утэввский по-настоящему она знала очень слабо, но послать к черту задиру могла: научили в одной из первых экспедиций. Да и что сказал этот засранец, понять было несложно: сперва завернул красивую старомодную тираду на тему «чтобы койоты и волки в пустоши глодали твои кости», а напоследок обозвал «потаскухой белых чужаков». Ну-ну, борец за чистоту своего народа, тоже мне – подумала Эва. Ее давно не трогали беспомощные ругательства скверно воспитанных юнцов, потому что все они одинаковы: и юнцы, и их ругательства. Такой сопляк может найтись в любой общине, в любом «этническом» городском квартале: утэвво, как и краснокожие, предпочитали селиться рядом со своими и жить компактно всегда, даже когда разделение районов и прочей городской структуры на «белые» и «цветные» официально было отменено. О, сколько взглядов, прожигающих то презрением, то ненавистью, то просто недоверием (последнее, впрочем, чаще) Эванджелин помнила! Если бы эти задиристые слова и взгляды хоть что-то значили, кожа «полевой» куртки ее вся была бы в пропалинах. Но куртке за добрый десяток лет исследовательских поездок ничего не сделалось, как и ее хозяйке, вот и весь сказ.
К тому же «зеленые» не все вели себя как этот Энди, на деле: вот те ребята, с которыми она беседовала до этого, и которые при появлении Энди постарались было затесаться подальше в толпу, были полной противоположностью. Рядом с Энди они чувствовали себя скорее неловко.
– Ну вы только это, не пишите там нигде, что мы все такие, ладно? – сумрачно уточнила насупившаяся Лин; черноволосая и светлоглазая, как ведьма, она качнула головой, и тонкие большие кольца серег рассыпали по ее лицу и шее золотые блики. Может, именно перед нею и рисовался этот Энди, как знать?
– Он… ну, я думаю, вы знаете, у всех есть такие – бегают, рассказывают, как мы, наш народ, в смысле, забыли лица своих предков, и что мы должны жить, как век назад, одеваться в шкуры и охотиться на бизонов. А сам, кстати, за новые джинсы и модную рубашку удавит, ей-ей! Рассказчик, – сплюнул под ноги Айвори: он был самым старшим из собеседников Эвы. – Плетет складно, вот ему и верят многие. Энди, к тому же, не один такой. Так что это… ну вы правда, не пишите про него, хорошо, миз