– «Что ты такое говоришь?! Я пришел к тебе…» – заплел дрожащий голосок, левая ножка немного отступила.
– «Тогда слушай» – выпрямился отец, будто отпугивал хищников – «Ты бездельник, очень уж чистенький, миленький! Нигде не работаешь, да? Не трудишься. Воруешь деньги у матери, у отца? Нет, Харёк, вы с мистером Джекмом…» – Янсон заметил, как тот лёжа перебирается к ножкам кровати —«…у государства тырите, не у меня! Оно дает тебе, дает еще другому – тот потратит их на вещь, вещью и заработает! Чем тебе не работается, а?!».
– Давай я в следующий раз…
– «Куда?!» – перебил Янсон, даже надрываясь – «Да ты… даже мне не помог в работе! Кто чужой видит и говорит – к черту нам такие нужны! К черту нам, говорят, прох-хиндеи ваши! Они не трудо«в»способны!».
– Кто такое говорит? Прекрати!
– «Ты рот то закрой!» – доводя самого себя до истерики, Янсон кипел вместе с алкоголем в крови так, что на бледном лбу его надувались широкие синие вены —«Противный! Не работаешь – не жрешь, вот как говорят! Моя жена – дура, и тебя дураком сделала!».
– Ты, жирный дурак, мою мать сделал несчастной!
«Несчастной!» – отскочило от стен перед повисшей в комнате тишиной. Казалось, эти стены дышали раздававшимся в них треском, гудением ветра из щелей, что делают вдох и не выдыхают воздух, пряча его за решетками гибких воздуховодов.
– Прости!
Неприятный человеческому уху рев, рожденный внутри грудной клетки, вырывался наружу с хриплым смехом. Никто не ошибся – Янсон громко хохотал, не прикрываясь даже ладонями, разбрызгивая слюни и иногда кашляя.
– «Сукин сын! Я…» – Янсон закашлялся так, что пришлось хвататься за горло —«Я люблю Лилиан!».
– «Нихера ты её не любишь!» – крикнул Харри, понимая, что хуже уже не будет. Голос подвел и вышло больше писка, чем ответа.
– «Ай как спорит! И это – мой сыну-у-уля! Ну-се – знал бы, чего из тебя вырастет… Салфетка-ведро-помойка. Жил бы там а-ля крысиный король. Хотя кому ты, скажи мне, нужен – пожевали бы и выплюнули, как третий сорт. А ну подошел!».
Харри отступил уже совсем далеко, понимая, что стоит в коридоре, а сквозняк обдувает тонкую футболку сзади. Нижняя губа мальчика немного тряслась, как при приступе какой-нибудь нервной болезни, а из правой ноздри тянулась длинная сопля, с которой нужно было срочно что-то делать.
Джек оперся на локоть, но защемило спину – тело, на которое забили, само забивало Джека к полу. Волнение росло, и тот юношеский взгляд застыл перед глазами, как прощанье.
– «Откуда…» – внезапно заговорил мальчик —«откуда в тебе столько злобы, так много ненависти…