– Данилов есть? – спросила она, строго сверкнув очками.
– Я Данилов! – откликнулся я.
– Зайдите к Сергею Ивановичу!
Я шагнул к двери, пацанята за мною. Девица посмотрела на них поверх очков, но я сразу сказал:
– Это мои помощники.
И она нас пропустила. В кабинете нас встретил сам председатель. Поднялся, пожал руку мне и моим сопровождающим. Показал на стопки книг, что были разложены на большом столе. Я кивнул ребятишкам, и те робко подошли к столу и стали перебирать книжки.
– Аккуратнее, ребята! – предостерегла их очкастая.
– Ничего, – заверил я. – Они ребята воспитанные.
– А как там мой сынок? – поинтересовался Лисицин.
– Старается, – откликнулся я, больше прислушиваясь к тихим возгласам Алика и Толика.
От стола с книжными сокровищами то и дело доносилось:
– Ух ты! Стругацкие!.. Глянь – Крапивин!.. Снегов… Во! Булычев!.. Грин… Лем… Сабатини…
Да, пацаны действительно разбирались. Очкастая секретарша нависала над ними, словно курица над цыплятами и каждый раз кудахтала, если ей казалось, что те не слишком бережно относятся к дефицитным изданиям.
– Извините, товарищ Данилов, – пробормотал хозяин кабинета, – не могли бы вы попросить своих спутников поторопиться с выбором?.. У меня там люди ждут…
– Ну что, парни? – обратился я к ученикам. – Выбрали?
– Ну… да… – протянул Абрикосов.
А Кривцов спросил:
– А что, можно будет взять?
– Да, все, что вам понравилось.
– Тогда вот эту, эту и эту… – наперебой затарахтели они.
И стопка отобранных ими книг стала стремительно расти. Секретарша товарища Лисицина, казалось, была близка к обмороку. Наконец, пацаны закончили. Очкастая девица, которая не только кудахтала, но и успевала все фиксировать, протянула своему начальнику список. Тот пробежал его глазами, вздохнул и сказал:
– Римма Марковна, упакуйте эти книги, пожалуйста!
– Да, но ведь товарищ Данилов не член общества, – попыталась возразить та.
– Римма Марковна! – повысил голос председатель. – Потрудитесь принести упаковочную бумагу и бечевку!
Секретарша выскочила, а я повернулся к Лисицину.
– Сколько с меня? – спросил я.
Он взял листочек бумаги и намалевал на нем трехзначную цифру. Я глянул. Семьсот пятьдесят рублей. Ну что ж, это еще по-божески. На