Ее будто окруженные тонкими кольцами меди зрачки напоминают два огромных черных озера.
– Тогда я не понимаю, – шепчет она.
Я снова делаю шаг вперед, затем еще один, пока мы не оказываемся лицом к лицу. Потом протягиваю руку, двигаясь достаточно медленно, чтобы поймать ее взгляд и вопросительно приподнять бровь, как бы спрашивая: «Ты не против?» – и она медленно кивает в ответ. Я провожу пальцем вниз по ее подбородку, опускаясь к крахмальному воротничку рубашки.
– Проблема не в том, что я хочу тебя трахнуть. Проблема в том, что ты мне небезразлична. И Элайджа мне тоже дорог.
– И ты не трахаешь женщин, которые тебе небезразличны?
– Верно.
– Странно, – бормочет она, у нее перехватывает дыхание, когда мой палец опускается чуть ниже ее воротника, и я начинаю играть с цепочкой, на которой висит ее крестик.
Я пожимаю плечами.
– Именно так я всегда и поступал. И…
– И?
Я перекатываю маленькое распятье между пальцами, не сводя с нее глаз.
– И есть еще это.
– Проблема в том, что ты уважаешь мой выбор и мои убеждения? Или в том, что не уважаешь церковь?
Я использую крестик, чтобы наклониться к ней еще ближе.
– И то и другое, – отвечаю ей.
– Значит, существует несколько проблем, – говорит она с придыханием. – Тебе небезразлична я и дорог мой брат. И тебе наплевать на Бога.
– Угу, – соглашаюсь я. Сейчас я наблюдаю за ее ртом, за тем, как слегка изгибаются ее губы, когда она говорит, за движением ее языка, когда она подбирает слова. Мой член болезненно напряжен, и я осознаю, насколько близок к ней. Всего несколько дюймов, и я мог бы прижаться прямо к ее животу и избавить себя от боли, которую она мне причиняет.
«Нет. Плохая идея. Элайджа. Монахини».
– Я так и не получила свой поцелуй, – шепчет она. – И я уже планировала совершить этот грех. Что, если сейчас ты поцелуешь меня и мы притворимся, что все это было прошлым вечером? Будто ты не знал, что это была я?
Черт.
Мое тело реагирует быстрее, чем разум, сердце учащенно бьется, а воспоминания кружатся, словно вихрь, воскрешая полузабытые чувства. Ощущения волшебства, тайны и чего-то большего, как будто эта девушка хранит внутри себя вселенную, бóльшую, чем та, в которой я живу, как будто она говорит на языке, который я слышу только во сне, притворяясь, что мне это не снится.
Она напоминает мне о том, каким я был раньше. До того, как умерла Лиззи. До того, как я отверг все глупые, наивные взгляды, из-за которых наша семья была слепа к правде и ее боли. До того, как я создал своего собственного кумира из денег, амбиций и галстуков за полторы тысячи долларов. Черт. Проклятье.
Отскакиваю назад, когда осознаю, что делаю, что ее губы в паре дюймов