Валдман хмыкает.
– Незаконного, может, и нет. А вот неэтичного? Ты в этом уверен?
Я пристально смотрю на него. Знаю, я измотан из-за нехватки сна и стресса, выжат как лимон за последние четыре недели поздних ночей и ранних подъемов, пока старался подписать это соглашение, но моя голова всегда работала лучше всего в таких стрессовых условиях, и поэтому чувствую, что сейчас нахожусь в тупике. Поймите меня правильно, я первым признаю, что в прошлом заключал несколько сделок, которые раздвигали некоторые моральные границы, – в конце концов, лучшие деньги делаются на границах морали, – но в сделке с Киганом на это не было и намека. Ничего гнусного или подозрительного. Лишь несколько старых кирпичных зданий, которые будут превращены в новые центры получения прибыли. Черт возьми, даже как городской житель я думаю, что это хорошая сделка.
Валдман наконец понимает, что я, и правда, понятия не имею, на что он намекает, и раздраженно ставит свой стакан на стол.
– Продавец недвижимости – Эрнест Или? Он когда-нибудь упоминал что-то об аренде? Об арендаторах?
Простой вопрос.
– Ни разу, – уверенно отвечаю я. – И мы проверили все соглашения, зарегистрированные по этим трем зданиям за последние сорок лет. Никаких постоянных договоров аренды, никаких залогов в пользу третьих лиц, никакого неожиданного дерьма с историческим реестром. Это чистая собственность, сэр, даю слово.
– Ты ошибаешься, – говорит мне мой босс. – Потому что есть договор аренды и есть арендаторы.
Я качаю головой.
– Нет, мы проверили…
– Либо Или солгал тебе, сынок, либо он просто забыл, потому что это было неофициальное соглашение, заключенное двадцать лет назад.
– Если оно не было обнародовано…
– Меня сейчас не волнует долбаное раскрытие информации, – возражает Валдман. – Меня заботит то, что гребаные газеты дышат мне в затылок.
– Простите, сэр, я все еще не понимаю, почему прессе есть дело до каких-то случайных арендаторов…
– Монахини, Шон, – перебивает меня Валдман. – Это проклятые монахини.
Из всего, что он мог бы сказать, слово «монахини», пожалуй, находилось в самом конце моего списка возможных вариантов, и я все еще спрашиваю себя, правильно ли я его расслышал, когда он продолжает.
– Они организовали