Первый из них – приблизительно пятидесяти лет – нес под мышкой мотоциклетный шлем. Худощавый и лысый, он был одет в голубые джинсы и белоснежную рубашку, сквозь которую проступали узоры татуировок. Его аккуратно выбритое лицо украшали темные солнцезащитные очки Ray-Ban.
Второй – плечистый, вихрастый блондин лет двадцати пяти – был в серой майке «Все Путем» с портретом гаранта российской незалежности, черных джинсах и коричневых кроссовках.
Третий выделялся ярко-красным поло. Синяя в цвет морской волны бейсболка с надписью BOG DAN делала вид, что скрывала обильную лысину, – а лицо украшала неаккуратная бородка, стриженная кое-как.
Тот, который лысый и со шлемом, был не кто иной, как автор этого текста, волей судьбы попавшего в ваши руки, – писатель и путешественник Максим Привезенцев.
Молодого моего спутника, чья футболка демонстрировала победу стабильности над разумом, звали Глеб Иванович Заплетин. Главным и бесспорным его достижением в жизни был факт эволюции шустрого сперматозоида в любимого и единственного отпрыска Ивана Иваныча, видного чиновника и не очень видного олигарха.
Обладатель неаккуратной бородки был представлен Глебом как широко известный в узких богемных кругах не уехавших после февральских событий потомственный маг и экстрасенс Богдан Попов.
«БогДан POPoff», – прочел я на дорогой визитке, которую вручил мне бородач одновременно с рукопожатием.
– Жарче, чем в Эмиратах, – изрек Богдан и демонстративно вытер лоб рукавом поло, оставив на красной ткани багровое сальное пятно.
Я решил поддержать светский диалог между малознакомыми людьми разговором о погоде, тем более жара в те дни и правда стояла страшная. Обновленные заботливой рукой градоправителя брусчатка и фасады столичных домов плавились в лучах беспощадного июньского солнца.
– Москва застряла в обычной для себя неопределенности: вчера весь день лило, а сегодня с утра парит.
Богдан сдержанно ухмыльнулся, Глеб же вздохнул – то ли по поводу моей реплики, то ли просто в воздух.
Мой байк и их автомобиль остались в двух кварталах от «Патриков» у дома Булгакова, а мы пешим маршем неторопливо достигли входа в Davidoff Club Moscow – любимый сигарный клуб Глеба, о чем он несколько раз сообщил во время прогулки.
В Davidoff было иллюзорно-респектабельно, кондиционированно-прохладно, немноголюдно, пахло дорогим табаком и царила интимная полутьма. Приглушенный джаз, мягкие ковры и дорогая мебель побуждали к беседам на самые возвышенные темы.
– Русская литература в жопе, – веско заметил Глеб, едва нас разместили за уютным столиком в углу. – Думаю, спорить с этим никто не станет. Батюшка считает иначе, но он некомпетентен в вопросах писательства.
– Вы про Ивана Иваныча? – на всякий случай уточнил я, разжигая сигару.
– Ну конечно, Макс. Батюшка любит читать, но фундаментальных проблем не видит, увы. Можно, конечно, как обычно, закрыть на них глаза, сказать, что старые сюжеты себя изжили, а новые еще не рассюжетились… Но это будет лишь поверхностный взгляд. Банальные местечковые истории меня совершенно не интересуют.
Я перевел взгляд с пламени спички, разжигающего сигару, на Глеба и с долей смущения уточнил, чтобы понять литературные координаты джентльменов:
– То есть ты хочешь писать на вечные темы, избегая 36 сюжетов, сформулированных Польти? И даже четырех сюжетов Борхеса?
На лице Глеба на миг застыл ремейк посмертной маски Пушкина. Заплетин-младший внимательно посмотрел на меня, потом на Богдана, который что-то быстро набирал в телефоне.
Я представил, что маг спешно гуглит, кто такие Польти и Борхес, и про себя улыбнулся.
– Можно и так сказать, – не придумав ничего лучше, медленно произнес Глеб. – Но подробнее, наверное, расскажет Богдан. Я, знаешь ли, больше по печатному слову, а не по устной речи.
Потомственный маг встрепенулся, положил телефон на стол экраном вниз и, отпив минералки из крохотной бутылочки, сказал:
– Понимаете, Максим… Сюжет в литературе – это на самом деле не главное. Более того, я вас, возможно, удивлю, но не важен и талант писателя.
В этот момент я заподозрил, что судьба свела меня с двумя очень странными людьми. Впрочем, особого выбора у меня не было. На встречу с молодыми «литературоведами» я согласился по деликатной просьбе Иван Иваныча, переданной через нашего общего знакомого:
«Короче, передай Максу, чтобы встретился с моим Глебом и впрягся в его проект. На этом будем считать его вексель погашенным».
Зная манеру Заплетина-старшего излагать «просьбы» неравным себе, я был уверен, что вестовой неслабо скрасил волю Ивана Ивановича – как минимум убрав мат и эпитеты о том, кто я есть на этой земле. Хотя, справедливости ради, и об этом я помнил, – именно эта манера ясно и однозначно излагать «просьбы» много лет назад решила исход войны со