Дождавшись, пока скроются даже их тени, Цзисян без сил навалилась на Вэй Инло.
– Наконец-то все закончилось…
Вэй Инло бесстрастно откликнулась:
– Верно. Пока закончилось.
День клонился к вечеру, лучи заходящего солнца окрашивали в багряный ворота Цяньцин, и охранявшие их евнухи громко возвестили:
– Закрыть ворота!
Массивные ворота с глухим стуком медленно затворились, оставив снаружи последний луч солнца.
В это же время закрылись и двери вышивальной мастерской. Вэй Инло вышла последней. За один день произошло так много событий, вдобавок она вышила две работы, поэтому девушка совершенно вымоталась, даже лицо ее слегка побледнело.
– Ты как? – слегка обеспокоенно спросила так и висевшая на ней Цзисян. – Если устала, обопрись на меня.
Губы Вэй Инло изогнулись в улыбке, она не стала отказываться от такого заманчивого предложения и оперлась на плечо девушки, прямо как фазан и пион с вышивки.
Они шли последними и замыкали вереницу темных платьев, которые, словно птицы, истомленные в полете, возвращались в гнездо во главе с тетушкой Фан. Фан много лет служила во дворце и отвечала за обучение новеньких девушек. Дорога, по которой они шли, постепенно темнела, по обеим сторонам вытягивались тени от деревьев, окрашивая светлые каменные плитки в черный цвет.
Неожиданно тетушка Фан остановилась и приказала:
– Быстро отвернитесь! – И сразу же сама первая повернулась к стене.
Никто не понял, в чем дело, но все послушно уткнулись в стену. Но любопытство, конечно же, оказалось сильнее, и Цзиньсю аккуратно повернула голову и увидела два алых фонаря, затем еще два, после их и вовсе стало шесть. Две колонны служанок шествовали, держа в руках изысканные фонари алого цвета. В центре великолепной процессии в специальном кресле сидела прекрасная женщина. Она выглядела утомленной, опиралась на спинку сиденья и дремала. Четки из яшмовых бусин на ее запястье покачивались в такт движению, бусины легонько стукались друг об друга, рождая прекрасную мелодию, словно кто-то решил сыграть на пипе[35].
Цзиньсю влюбленно смотрела на яшмовые бусины и забыла обо всем на свете, пока тетушка Фан не отвесила ей оплеуху. Только тогда девушка осознала, что процессия уже прошла.
– Ты что там высматриваешь? – строго спросила тетушка. – Жить надоело?
Цзиньсю подняла руку и дотронулась до горящей щеки, сама до конца не осознавая, горело ли лицо от удара или же от внутреннего жара, разливающегося по всему телу. Она продолжала смотреть вслед скрывшейся процессии.
– Так это и есть процессия ицзя[36]…
Фан презрительно выплюнула:
– Дурочка, ицзя может использовать только императрица, а это была благородная супруга Хуэй, со своим ичжаном.
Линлун приблизилась и с любопытством спросила:
– А другие