Запись состояла всего из нескольких фраз – отрывистых и коротких. Судя по всему, Эрику было лень излагать подробности, и он лишь царапал что-нибудь второпях: «Хотел закончить пейзаж, но не получилось. Психанул, бросил. Спустился к Янушу. Очередной идиотский спор об искусстве. Ноль смысла, галлоны пафоса. День – насмарку, казалось бы. Но потом произошло странное. Без понятия, как это объяснить. Не могу подобрать слова…»
Когда Стэн дочитал до этого места, голова закружилась. Буквы размылись перед глазами. Он рефлекторно зажмурился, переждал дурноту и снова посмотрел на страницу.
На этот раз дневник удивил его ещё больше.
Запись стала длиннее и намного подробнее – вместо рубленых фраз возник полновесный текст. Как будто дневник уловил и расшифровал невысказанные мысли художника. Теперь это больше напоминало главу из книги.
Стэн погрузился в чтение.
Собрались у Януша, как обычно, во второй половине дня – я, Жан-Люк, Франческо, рыжая Марта и её подруга-наперсница (третья или четвёртая за неделю; не уверен, сбился со счёта). Подруга, кажется, была под «волчком» – хохотала визгливо и невпопад, а её расширенные зрачки блестели, как черничные ягоды после утреннего дождя. За столом я оказался лицом к лицу с ней, прямо напротив, и она улыбалась мне похотливо, растягивая красные губы; её имя я не запомнил.
Чтобы не встречаться с ней взглядом, я смотрел за окно, на улицу. Там было на удивление светло – войлочный полог туч истончился, треснул, и в прорехе над крышами бледно синело небо. Эта цветовая пощёчина кирпично-серому городу волновала меня, приковывала внимание, но я понимал, что лазурный проблеск недолговечен и эфемерен, что он зарастёт бесследно через минуту. Я злился на прохожих, бредущих по тротуару с озабоченным видом; хотелось разбить окно и проорать им – посмотрите наверх, придурки! Отвлекитесь хоть на секунду от своих ублюдочных дел! Но я, конечно, сдержался – впрочем, они всё равно меня бы не поняли.
За нашим столом тем временем обсуждался предстоящий Салон Бунтующих.
– Я спросил там у одного, – говорил Жан-Люк, – что значит «новаторский взгляд»? Что они сами вкладывали в эту формулировку, когда давали анонс? А он мне ответил с этакой снисходительной вежливостью: «Каждый потенциальный участник решает сам». Ха, да я-то решу! От моего новаторства они обделаются дружно и разом! В том и вопрос – готовы ли они сами к такому? А то ведь опять получится, что я принесу полотна, а эти индюки вроде Юхнера станут воротить нос…
– По-моему, всё очевидно, – сказал Франческо. – Классическая манера – это тупик. Она уже надоела и продаётся со скрипом. Все эти плавные переходы, полутона, когда ты в лепёшку должен разбиться, но сделать так, чтобы мазки на картине не бросались в глаза… Всё это – прошлый век, а на подходе – новая техника. Пастозный мазок, грубоватый штрих. За это будут платить.
– Пастозный мазок… – хихикнула подруга без имени. – Ой, мальчики, вы такие смешные! Скажи ведь, Марта?