– Ты мне не веришь! – подытожила я и, смело ступая по дымящейся, черной траве, направилась к пепелищу.
– Ну вот! Обиделась! Что за девушки нынче нервные пошли? – вздохнул Афанасий и бормотнул несколько тарабарских слов. Еще тлеющие бревна вдруг поднялись в воздух, отлетели немного в сторону и со страшным грохотом рухнули вниз, подняв клубы дыма, пепла и даже вырвавшийся в небо столб огня. – Прошу! Делайте что хотите, мадама, но если здесь не будет никакого подвала и никакого мальчика – вспомните мои слова!
«Интересно, какие и когда сказанные?» – отстраненно подумалось мне. Не затрудняясь ответом, я бросилась туда, где еще мгновение назад дымились остатки лачуги.
Найти в полу единственной комнаты заветный люк, запорошенный пеплом, стало минутным делом. Афон, не отходивший от меня ни на шаг, тут же бросился его открывать.
– Эй? – позвала я, когда у моих ног заплескалась темнота. – Есть тут кто?
Тишина была нам ответом.
– Твоя взяла. Я просто надышалась дыма. – Криво усмехнувшись, я обреченно махнула рукой, давая приказ опускать крышку, но тут уже насторожился Афанасий.
– Мне показалось или я слышал шорох?
– Наверное, крысы… – Я передернула плечами, уже не веря ни во что, как вдруг из темноты показалась вихрастая, рыжая, как солнышко, голова. Голубые глаза уставились на нас с робкой надеждой, и маленькое «чудо» заявило:
– Я не крыса! Я – Митяй! А пожар уже закончился?
– Заканчивается, – ответил ему Афон таким тоном, словно он спрашивал о дожде.
– Хорошо! – важно кивнул тот и шустро начал карабкаться по лестнице. – А то упарился я тут сидеть.
– А чего ты решил тут отсидеться и не ушел со всеми? – Я протянула руку мальчишке и, вытянув, поставила его рядом с собой. – Или не успел?
– А никто не успел! – Митяй поднял на меня совсем недетские глаза, в которых застыла такая боль, что я все поняла и без продолжения. Но мальчишка продолжил: – Он налетел в рассветный час. Когда еще даже мамка корову доить не пошла. Верхом на чудище трехглавом. И ну давай деревню огнем поливать. Из пасти у чудища, как из лейки, огонь выплескивался! Я в окно увидел. Помню, как батя меня вместе с ведром воды и краюхой хлеба в подпол закрыл. Потом шум, крик, топот. И все стихло! Я долго тут сидел. А потом вы пришли…
Не сдерживая больше слез, он шмыгнул в кулак, утер мордаху рукавом и серьезно заявил:
– Спасибо, что выручили, но мне идти надобно.
Афанасий проникся серьезным видом рассказчика и, сдвинув брови, заботливо поинтересовался:
– И куда путь держать изволишь?
– В Колокольцы, – тут же ответил мальчишка и с надеждой спросил: – А может, отведете меня? У меня там дед живет. Помоетесь, переночуете.
– Почему бы и нет! – оживилась я, заметив сомнение на лице Афона, и, помня кое-какую странность в рассказе мальчонки, осведомилась: –