Никита долго смотрел то на свои руки, то на диковинные трубы, все также левитирующие в воздухе, время от времени бросая взгляд на своды помещения, словно пытаясь разгадать тайну только что мелькавшего перед ним «кино». Затем он встал со своего ложемента, причем с некоторым сожалением – уж очень удобно и приятно было на нем сидеть, полулежа, наклонившись грудью вперед на облегающий спереди упор, – обошел вокруг таинственную конструкцию и снова нагромоздился на прежнее место.
Никита не мог достоверно знать о том, что смертельная болезнь исчезла сама по себе, но он явно ощущал, что ничто нигде внутри не болит, нет никакой тяжести в груди, нет одышки… Постепенно Никита начинал догадываться о том, что он чудесным образом выздоровел. Правда, при этом время от времени все же начинал сомневаться: живой он до сих пор или находится в ином мире?
В глазах Никиты пробежала лукавая искорка мальчишеского азарта.
– Если передо мной было звездное небо с солнцем, то что же было за моей спиной? – прошептал он вслух и взял в руки трубки.
Снова в зале стало темно. Увидев перед собой уже знакомую картину, Никита, чтобы понять принцип «управления», медленно стал двигать ладонями – трубки, которые были зажаты в них, легко поддавались, хотя, когда он пытался сделать то же самое, находясь вне «кресла», не получалось никак. «Управление» оказалось довольно простым: эти штучки, которые были зажаты в его ладонях, словно становились одним целым с его сознанием, то есть они помогали осуществить то движение, которое он желал совершить. Хотя, слово «движение» применять в данном случае было не совсем корректно, так как Никита чувствовал отчетливо, что его тело все также продолжает находиться неподвижно на этом подобии сиденья «для укладки плитки», как чувствовал тактильно и находящиеся в его руках предметы. Каким-то непостижимым для ума способом, как только он, разместившись на устройстве, брал в руки загадочные трубки, так сразу у него отключались глаза, а его сознание переключалось