Дабы поскорее обрести хоть какую-то самостоятельность, окончив девять, классов Лара поступила в колледж. Выучиться на медсестру и ухаживать за мамой было мечтой ее детства. Но, увы, уже после первого семестра Лара осознала, что к медицине не имеет ни малейшего призвания. Ведь чтобы лечить людей, их нужно хотя бы не ненавидеть, а новое окружение, равно как и прежнее, не очень-то способствовало человеколюбию. О семье Лары Отморозковой злословили и в этом учебном заведении. Среди будущих медиков тоже находились охотники вполголоса проречитативить в спину:
Вон Илария идет,
Внучка Синей Бороды…
Бунтарский вид и неизбывная нервозность усугубляли негативный эффект, которым сама Лара теперь откровенно упивалась.
«Я-то одна – всё, а они-то все – ничто!» – стало ее броней от недругов.
Повесть о Подпольном парадоксалисте, ключевую фразу которой Лара своевольно, с долей шутки, дополнила, она имела неосторожность прочесть еще в тринадцать лет. Неосторожность, впрочем, оказалась счастливой. С тех пор не было печали, что не утолялась бы зельем будоражащей удрученности и почти что веселящей безысходности, щедро плещущим из книги-погреба в кубок юной читательской души. Некоторые абзацы так и хотелось расцеловать – до того они были сродни ее собственному чувствованию убогости мироустройства. Парадоксалист в унисон Ларе называл свои учебные годы не иначе как «каторжными». Да и чем, если не «духовной каторгой», может обернуться противостояние ума незаурядного обывательской пошлости? Дело это изнурительное, хотя, само собой, благородное.
Долгое уединение, насыщенное дружбой с единомышленниками из родной классики, научило Лару ценить свое «возвышенное страдание» и предпочитать его «дешевому счастию». Но так как росла Ларочка не только на классических романах, то, соответственно, и ровнялась не только на их героев. В ее мире хватало места еще для целого калейдоскопа интересностей, втихаря приобретаемых на толкучках. Как для современных американских бестселлеров с жанровым разбросом от ужасов до эротики, так и для разнообразной прессы от «Знание – сила» и «Космополитена» до «Speed-Инфо» и «Птюча». Как для крутой киноэстетики Бессона и Тарантино, разбавленной интеллектуальными причудами Бунюэля и Шаброля, так и для клиповых лавстори «Аэросмит» и «Бон Джови». Ну и конечно же, для глубокого, накаленного, рвущего душу в лучших традициях «достоевщины» русского рока. «ДДТ», «Чайф», «Крематорий», «Чиж», «Серьга» и «Агата Кристи» всё отрочество пульсировали в ее крови. Но в особые трепеты приводила группа «Пикник», что таинственной звездой мерцала на рокерском небосводе. Мистицизм песен и гипнотический вокал лидера, на поверхности вроде бы флегматичный, внутри же –