Однако уже засосало под ложечкой в недобром предчувствии. Больно часто в предвоенные годы звучали глухие рассказы о ночных арестах врагов народа.
«А ведь, формально, особист прав, – мелькнула паскудная мыслишка. – Вышел из боя, бросил командира звена, нарушение летного устава явное. Но это же глупость. Нарушил, ладно, арестуйте, гауптвахта для того и придумана. А причем тут… Я же в бой пошел, а не назад. Странно. Может план у них по дезертирам горит?»
«А вот наколка у лейтенанта интересная, – вспомнился Говорову странный узор на запястье оперативника. – Не положено ведь?»
Он всмотрелся в темноту: «Ох ты, как здесь сидеть? Тут и стоять невозможно».
– Входи, орелик. Чего застыл, как не родной? – прозвучал из глубины надтреснутый баритончик.
– Кто тут? – Паша вздрогнул.
– Кто-кто, хвост от пальто, – разухабистый голос напомнил о заполонивших улицы в последний мирный год блатняках.
Лейтенант напрягся, собираясь дать отпор урке.
– Да не журись, босота, – добродушно хохотнул обитатель подвала. – Мы с тобой здесь оба арестанты, чего ты? Садись вот на ящик. Сейчас огня запалю.
Чиркнула спичка, и затрепетал слабый огонек коптилки. Из темноты выплыл низенький потолок, кирпичные стенки, заросшие плесенью. И невысокий мужичок в пиджаке и характерной кепочке-шестиклинке. Рубашка апаш, куча значков на широком клетчатом обшлаге.
«Точно уголовник, но что он тут делает?»
И словно отвечая на немой вопрос, парень приподнял кепку. Оттопыренный палец и задорная улыбка. Сверкнула сталь фиксы.
– Жора. Кличка «Маленький», – представился человечек. – С Бобруйской кичи немцы выпустили, живи не хочу. Так нет, патриот хренов, решил на восток уйти, вот и дошел. Повязали. Свои и взяли… Уже в тылу. Шпионаж лепят, – попросту объяснил новый знакомый свой статус. – Верь не верь, а вот он я, – и добавил: – А ты, смотрю, козырный. Летчик? Чего ж в трюм-то? Али Родину продал? – от легкости, с какой произнес сокамерник страшные слова, бросило в жар.
Вскочил, норовя ухватить провокатора за шиворот. Однако не углядел брошенную на пол рванину, запутался и чуть не упал.
– Ладно, ладно. Молчу, – босяк отодвинулся. – Вижу, идейный. Ты не гоношись. Вспомни, что и тебя не на курей бабкиных разводят. Ведь так? Ну представь, что и я не предатель. Может такое случиться? Во-от. А то сразу.
Павел немного успокоился и вернулся на место, замер, осознавая свое положение. А и верно. Скажи я кому, мол, по ошибке. Что подумают? Отмазывается, скажут, подлюка. Глаза отводит. Органы не ошибаются. Сам ведь сколько раз слышал.
Нехотя произнес: – Лейтенант Павел Говоров. Истребитель.
– Бывший, – пробормотал из угла собеседник.
– Чего? – опешил Павел.
– Бывший, говорю, истребитель, – объяснил Жора. – Мы ведь с тобой, соколик, за НКВД сидим.