***
После того, как прочная дубовая дверь, рассчитанная на долговременную осаду, перестала содрогаться от многочисленных ритмичных ударов, Вальдман приложился к ней ухом. На всякий случай, в принципе, для него это было не обязательно, но возможность расслышать хоть что-нибудь интересное в этом звуковом бедламе, для него была просто неоценима. Ну, или учуять…
Стрелок ненавидел превращаться «в половину», ему это казалось очень трудным. Для таких вот фокусов нужно заставлять долгое время оба природных начала сотрудничать друг с другом, и при этом сохранять состояние, когда хоть какие-то мысли гоняют по извилинам. Но Вальдман таким образом очень сильно обострял чувства и инстинкты.
Поддерживать такую ипостась можно только в том случае, когда голова находится в полном порядке. К счастью, дождь и усталость как раз помогают избавиться от лишних мыслей. Сейчас тело стрелка стремилось то в одну сторону, то в другую, для него это было как балансировать на лезвии ножа, стоя на ногте мизинца. И после таких процедур всё тело, обычно, испытывает жестокую слабость.
И, если это кажется трудным, то проявить слух и обоняние зверя без морфичиеских изменений тела было ещё труднее. Обычно, так не делает никто и оборотни просто живут двумя отдельными мирами. Но, во-первых, обстоятельства не были близки к идеальным, а, во-вторых, если поднапрячься, то и просто хороший оборотень сможет это сделать.
Если, конечно, не боится получить адскую мигрень.
Вальдман почувствовал, что здешнее пиво, судя по запаху, успокоит любую головную боль. Крепкое и убойное, а ещё холодное, судя по всему, внизу тут есть ледник. Ну, по крайней мере, пока его всё не разлили, было бы очень жалко, а несло пивом по всему залу и запах почти свежий, кажется, кто-то недавно огрел товарища бочонком по хребту.
Ещё чёрствый хлеб, мясо, зелёный лук, даже сыр, не сильно забитый плесенью, потрясающие запах на голодный желудок. Овощная похлёбка здесь состояла из того, что уродилось в тот год: картофеля, моркови и чеснока, много чеснока. Судя по внезапному крику боли и запаху парного мяса, похлёбка очень горячая, а кому-то только что сожгло лицо.
Кровь, зубная эмаль, горелая плоть, вонючее дыхание, коктейль кожных заболеваний, тонкий аромат сифилиса. Всё это крутилось вперемешку с запахом пороха на кончике носа верберда. И приятный сладковатый запах, вроде, жжёная кость. Как будто кто-то очень быстро распилил какую-нибудь конечность.
И рядом ощутимая, не спутываемая ни с чем химозная гоблинская вонь. Они так и не научились нормально забивать пробки в своих склянках. А Грод не научился тем более, но ему это было всегда без надобности.
Что ещё чуял Вальдман? Мерзотной вони перепрелых цветов нет, значит дамы в отъезде, и да, кто-то сейчас стоит прямо за дверью. Судя по смраду мочи, мокрого дерева и едва уловимой тонкой нотке пеньки, с арбалетом наперевес, пьян в дребезги. Не важно, в какую сторону смотрит стрела, всё одно с таким подходом к