Ещё долго им пришлось карабкаться наверх, отшвыривая в сторону выступивший на лбу от влажности пот. Несколько раз друзьям чуть не довелось свалиться в отвесную пропасть, промахнувшись ногой мимо очередного, как им казалось, скального камня, оказавшегося в итоге просто клоком тумана.
А потом утреннюю всепоглощающую тишину нарушил громкий и резкий, словно удар какого-нибудь бога ладонью по лбу, выстрел. От камня прямо над головой гоблина с маленькими искорками отскочила пуля, хриплый голос откуда-то из тумана прокричал:
– Это кто там ползёт?!
Голос был хриплым и отдавал многими летами безупречно-ленивой службы.
Грод уже был готов разразиться блестящей коллекцией отвратительной брани и не пожалеть лезвий на то, чтобы дать понять вопрошающему всю его неправоту, но Вальдман, более дипломатичный и хладнокровный, закрыл ему рот, взяв инициативу на себя:
– Ты чего палишь, дед? – спросил он, – Да ещё так хреново?
– А кто вас знает, поганцев! – ответили откуда-то с верху тропы, – Ходят тут всякие, на орков похожие!
– Ты как нас разглядеть-то умудрился?! – удивлённо спросил Вальдман.
До сего дня он не знал ни одного живого существа с более лучшим зрением, чем у него.
– А чё вас разглядывать-то, – резонно ответили сверху, – Не бабы авось!
Кажется, слухом бравый ветеран тоже особо не блистал.
– Проваливайте, зеленорожие! – проорал он.
– У меня тут полная бутылка огнесмеси! – заявил освободившийся к тому времени от тяжёлой лапищи Вальдмана Грод, – если я её брошу, ты в ряд ли будешь таким же красивым, как, скажем, падающая звезда!
– Это ты к чему это? – не распробовав фразу переспросил седовласый страж.
– Это он к тому тебе говорит, – поспешил разъяснить Вальдман, – что, если ты не прекратишь стрелять, отправишься вниз горящим.
– Вы…это… того! Не балуйте! – в голосе старика явно послышалась неуверенность, стрелок решил этим воспользоваться.
– Я сейчас подойду поближе, – примирительно объявил он, – и ты меня хорошенько рассмотришь, договорились?
– Только медленно! – опомнился старик.
– А по-другому не получится, – проворчал про себя Вальдман, ощупывая камни и наугад двигая ногами.
Вскоре здоровенная труба на толстом деревянном ложе ударилась в грудь парламентёра. А где-то на другом её конце еле-еле проглядывалось старое морщинистое лицо, в окладистой бороде и с настороженно прищуренными серыми глазами.
– А тебе эта хреновина не великовата, а? – с любопытством спросил Вальдман.
Он вдруг осознал, что даже ему справиться с последствиями выстрела тяжёлой кулеврины будет несколько затруднительно.
– Чем богаты, – ответил дед, – Глаза у тебя какие-то странны.
– Я в детстве много болел, – оправдался стрелок.
Этот ответ не разу выручал Вальдмана, им можно было оправдать