– Знакомьтесь, это Ада Михайловна Ритари, – сказал Владимир Федорович, оправляя пиджак. – Вместе из Петрограда шли, и я взял на себя смелость пригласить ее погостить на «Вилле Рено».
– Чудесно, дядя! – вскричала кареглазая девушка. – У нас как раз пустует комната напротив панны Лены, – она обернулась к Аде. – Я Маруся. А это – Додо.
Звонко рассмеявшись, Маруся проскользнула в столовую мимо постояльца. Он поспешил уточнить:
– Вообще-то, Денис Осипович Брискин. Но я уже привык и откликаюсь на прозвище девочек.
– Мы нашли на чердаке у Чижовых старый журнал с публикацией «Алисы в Стране чудес»4. В нашей семье заведено читать вслух. Так вот, девочки решили, что Денис Осипович похож на Додо, – пояснил Шпергазе. – Приглядитесь, Ада Михайловна, в нем и впрямь есть что-то от Raphus cucullatus – маврикийского дронта, вымершего в семнадцатом веке.
– Видимо, я тоже вымерший вид, – с ноткой горечи пробормотал Брискин.
– Не хандрите, Додо, – Владимир Федорович явно пребывал в хорошем расположении духа. – Я был у вас на квартире и привез ваши зимние сапоги, серебряные запонки и старый фотоальбом. Вечерами будете предаваться ностальгии. А сейчас – завтракать! Но где же Вера Ивановна?
Он направился в столовую, куда через другую дверь уже входила его сестра в сопровождении Маруси. Ада догадалась, что дверь ведет на кухню. Ванда Федоровна несла большое блюдо с пирожками, а Маруся – фарфоровую сахарницу и стопку тарелок. На длинном, накрытом крахмальной скатертью столе пыхтел самовар. Возраст хозяйки пансионата не поддавался определению. В ее чертах, несомненно, имелось сходство с младшим братом, но они были более резкими, даже грубыми, словно над ее лицом работал неумелый каменотес, а Владимир Федорович оказался в руках искусного скульптора.
– Гостья – это хорошо, – одобрила Ванда и прищурилась. – Откуда вы родом, Ада Михайловна? Полагаю, из ингерманландских финнов?
– Да, вы верно угадали. По-фински ritari означает «рыцарь». Папа рассказывал, что мой дальний предок участвовал в крестовом походе норвежского короля Сигурда Крестоносца. Но я родилась и выросла в Гатчине и считаю себя русской.
– А всё ж не остались в России, – заметила Ванда Федоровна, пока Маруся расставляла тарелки. – Разумеется, я вас не осуждаю. Той России, в которой мы жили, которую знали, больше нет.
Из кухни незаметно для Ады появилась маленькая полная старушка с белыми как снег волосами, а за ней – девочка лет тринадцати или четырнадцати, худенькая и, в отличие от Маруси, очень похожая на мать. Она поставила на стол кринку с молоком и подошла обнять дядю. Из-за портьеры, за которой скрывалась третья дверь, вышел седовласый старик и не спеша занял место во главе стола.
– Где наши поляки? – спросил Владимир Федорович. – И где же, наконец, Верочка?
– Оржельские наверху, в гостиной. Танюша, – Ванда Федоровна обратилась к младшей дочери, – будь добра, пригласи