Маяк. Филлис Джеймс

внизу небольшому заливу, где пенилось море. Неглубокую ложбинку со всех сторон охраняли гранитные глыбы, и попасть в нее можно было, только с трудом пробираясь и скользя вниз по крутому, усыпанному валунами и поросшему густыми кустами склону. За ветви кустов удобно было держаться, и спуск был не таким уж трудным, даже для прихрамывающего Денниса. И все же этот склон вряд ли мог привлечь кого-то, кто не стремился отыскать укромное убежище, а увидеть их вдвоем можно было бы лишь в том случае, если бы наблюдатель стал вглядываться вниз с самого гребня опасно выветрившегося, нависающего над ложбинкой утеса. Миранда, в счастливом упоении, совершенно исключала такую возможность: желание, радостное возбуждение, переполнявший ее оптимизм и надежда на будущее опьяняли, не позволяя допустить и мысли о практически невозможных случайностях и иллюзорных страхах. Деннис пытался разделить ее уверенность, всячески стараясь, чтобы в его голосе звучал тот энтузиазм, какого Миранда ждала от него, который был ей так нужен. Ей представлялось, что близость отвесного обрыва и опасного гребня утеса лишь увеличивает неуязвимость их укрытия и добавляет их ласкам особую эротическую остроту.

      Сейчас они лежали рядом, ощущая тепло друг друга, но мысленно уже отдалившись, обратив лица к голубой умиротворенности неба, к наплывающим время от времени белым кучевым облакам. Необычное для осени тепло солнечных лучей нагрело окружавшие ложбину каменные глыбы, и оба были обнажены до пояса. Деннис уже натянул джинсы, хотя молния не была застегнута, а смятая вельветовая юбка Миранды едва прикрывала ей бедра. Другие предметы ее одежды лежали небрежной кучкой сбоку, на них был брошен бинокль. Сейчас, когда страстное желание было удовлетворено, все другие чувства Денниса необыкновенно обострились, в ушах звучала – так всегда случалось здесь, на острове, – какофония самых разнообразных звуков: биение моря, грохот разбивающихся о камень волн, журчание воды и, время от времени, дикий вскрик чайки. Он ощущал запах раздавленной травы и твердой почвы под нею, слабый, неопределимый, полусладкий-полукислый запах, идущий от каких-то растений с круглыми мясистыми листьями, ярко-зелеными на фоне серебристого гранита, запах моря и терпкий запах разгоряченной плоти и секса.

      Он услышал негромкий, умиротворенно-счастливый вздох Миранды. Это вызвало у него прилив благодарной нежности; он повернулся к ней и вгляделся в ее спокойный профиль. После их ласк она всегда выглядела именно так: довольная, загадочная улыбка, гладкое, на несколько лет помолодевшее лицо, будто какая-то волшебная рука стерла с него едва заметные следы начинающегося старения. Он был ее первым мужчиной, когда они стали близки, но в их безрассудном соитии не было ни неуверенности, ни пассивности. Она открыла ему себя, словно этот миг мог компенсировать ей все бесплодные, лишенные жизни годы. И сексуальное удовлетворение высвободило в ней нечто большее, чем полуосознанную телесную потребность, чтобы рядом была теплая, чуткая живая плоть, нечто большее,