МихСэрыч отыскал глазами Маршала Тату, в ответ на свой вопросительный укор бровями, увидел, мол, «Ну не сердчай, ну не успел я про тебя сказать, так ведь – не заметили жеж!» Старик Одру был прав, пронесло. Не заметили. Подумали, что кто-то саботажничает и не голосует.
Пока запоздавший герой размышлял, снова начался подсчёт голосов.
– Ага! – гремел господин Председатель, потрясая золотой плетью, – снова проголосовало 94 из 96-ти! Лин на данный момент не имеет права голосовать. Кто-то один снова волынит! Что мы имеем?
Господин Председатель обращался к своему секретарю – Дзержинскому из 37-й. Тот послюнявил пальцы на правой руке, поперебирал 96-ть пальцев на левой и заключил:
– Сорок семь «За» и столько же «Против». Один голос пропал.
Подкрался момент истины. Но МихСэрыч понятия не имел, за что голосуют. Он судорожно пытался догадаться, но мысли предательски стреляли внутри его головы резиновыми пулями, и где рикошет, а где «десятка» понять уже было невозможно. Вдруг рядом заёрзала пышнобюстая красавица Ларен из 42-й:
– Господин Председатель, конечно, это не моё дело, у меня скоро тесто полезет из кастрюли и в этот момент мне лучше бы находиться у себя на кухне, а не прохлаждаться тут…
– Кор-роче!!! – рявкнул Нерон и залихватски щёлкнул в воздухе кончиком золотой плети.
– А короче в том, что МихСэрыч тормозит…
Почти две сотни глаз уставились на не голосовавшего.
При всеобщем тягостном молчании, в уме МихСэрыча одновременно раздался гром негодующих голосов: его упрекали не только в вываливающемся на плиту тесте, спящих детях, скользких полах, открытых электророзетках и непогашенных у кровати окурков, но и, как показалось, во всех бессмертных грехах человечества. У МихСэрыча непроизвольно задёргались брови, и он снова случайно встретился взглядом с китаянкой. Она явно просила его. О чём?!! Он с усилием остановил свои брови, сосредоточился на них и вопросительно изогнув, в упор посмотрел на китаянку. Она поняла. Тогда он кивком головы спросил, мол, «да» или «нет»? Она на секунду прикрыла веки. Ага, значит «Да».
– Пра-а-ашу прощения у досточтимой публики! – МихСэрыч широко улыбнулся своей обезоруживающей ковбойской улыбкой, обвёл всех ясным и лучезарным взглядом. – Залюбовался вами, други и подруги, засмотрелся, представляете (?!), уж так редко собираемся все вместе! Итак! Где барабаны для остроты момента?! Я говор-рю… «Да-а»!
Отовсюду ахнуло облегчение и негодование пополам. Китаянка едва заметно улыбнулась. Едва-едва заметно, только уголки бордовой ниточки губ чуть растянулись вверх, но через секунду её лицо снова напоминало фарфоровую статуэтку, белую и далёкую от страстей этого мира. Она потупила взор