От бездуховности Иннокентия Михайловича спасали и семейное воспитание, и душевные искания жизненного идеала, и стремление к личному совершенству. И он получил то, что искал.
Перед уходом из мира он напишет П. Ф. Лесгафту, что «жизнь человека должна состоять только в стремлении к личному его совершенствованию и образованию; <…> и поэтому он избирает путь веры и надеется найти удовлетворение в религии» [2, c. 41].
Золотопромышленник переходит жить на Санкт-Петербургское подворье Старо-Афонского Свято-Андреевского скита под покровительство своего духовного отца иеромонаха, позднее архимандрита Давида. Отец Давид был человеком незаурядным. По словам священника Павла Флоренского, архимандрит Давид (Дмитрий Иванович Мухранов) был на военной службе. Ушел в монахи в зрелые годы. Десять лет (с 1888 года) заведовал Санкт-Петербургским подворьем Андреевского скита, фактически построил его. Греческим митрополитом Филофеем он был возведен в сан архимандрита, и с 1908 года жил на Афоне.
Иеромонах Давид перед совершением пострига решил показать своему духовному сыну трудности монашеской жизни «изнутри» – тот молитвенный подвиг, в котором, по существу, и состоит жизнь афонских иноков. С этой целью они уезжают на Афон. Почему Иннокентий Михайлович выбрал Афон? Ведь даже родственники пытались отговорить его от монашеского пути или хотя бы удержать в одном из монастырей России.
Особый дух тысячелетних христианских традиций Афона всегда привлекал к себе склонные к иноческой жизни натуры. Афон был светочем в православном мире, «училищем благочестия и оплотом Православия». Русское афонское монашество отличалось от православных подвижников России особой жизнерадостностью вместе с радушием и любезностью. Возможно, на это влияла вечно зеленеющая, красивая южная природа или то «глубокое проникновение христианского настроения», которое жизнерадостно по самой своей природе. Во всяком случае, на Афоне трудно встретить монаха, недовольного судьбой и жизнью. Также афонских иноков отличала от простых русских монахов особая интеллигентность. Им необходимо было конкурировать с греками, ни в чем не отставать от них. Поэтому большинство русских афонских иноков говорит или по-гречески, или по-турецки; хранят книжные сокровища своих библиотек и сами издают душеспасительные и относящиеся к истории Афона сочинения» [2, c. 43].
Вот таких людей увидел на Святой горе Иннокентий Михайлович. Они были счастливы чистотой и высотой своих преображенных душ, и это счастье (часть со Христом) щедро дарили другим. Оно резко отличалось от представления о счастье, которое бытовало в миру. Иннокентий Сибиряков, который так долго искал ответ о смысле жизни, встретил на Афоне в лице святогорских иноков тот «образ Божий» человека, который и открылся ему как реально достижимый христианский идеал.
После паломнической поездки на Афон Иннокентий Сибиряков окончательно убедился