– Брагин, – хрипит Печёнкин, – дай воды…
Я встаю, подхожу к тумбочке и наливаю из графина полный стакан. Возвращаюсь и подношу стакан к пересохшим, покрытым запёкшейся кровью, губам Печёнкина.
Он жадно пьёт, потом морщится и отворачивает голову.
– Там на тумбочке «Анальгин» лежит, – выдыхает он. – Дай две… нет, три таблетки и воды ещё.
Я помогаю ему принять обезболивающие.
– Брагин, – снова начинает говорить он. – Ты е**нулся что ли? Ты чё устроил?
Сказав несколько слов, он останавливается, переводит дух и только тогда продолжает:
– Ты понимаешь, бл*дь, что теперь тебе пи**ец? Тебе надо было меня убить, а сейчас всё. Всё, бл*дь. Сядешь ты, да так, что я тебе не завидую… Но ты мне объясни, правда. Что на тебя нашло?
– Да никуда я не сяду, – устало отвечаю я и поднимаюсь со стула. – Пошёл я, дальше ты уж сам, как-нибудь. В зеркало только смотреть не советую.
– Нет, погоди. Неужели так и не скажешь ничего?
– Сказать тебе?
Я запихиваю руки в карманы и качаю головой.
– Что тебе сказать, Глеб Антонович? Я ведь тебе много раз уже объяснял, неудачную ты ставку сделал. Херовый ты игрок, чуйки нет. Тебе надо было за меня держаться, как за дар небесный, а ты против меня попёр. И что имеешь? Побои? И в ближайшей перспективе обвинение в изнасиловании несовершеннолетней.
– Чего?! – расширяется он.
– Её, кстати, на освидетельствование увезли. Побои снимут, травмы опишут.
– Не было ничего! А если бы и было, то это лучшее, что с ней могло бы случиться в этой жизни. Так ты из-за этой мокрощелки что ли?
– Скорее, из-за того, что ты мудак по жизни. Держался бы ты меня, был бы в шоколаде, в золоте и жемчугах, мы бы с тобой такие дела делали, закачаешься. Но я рад, что ты не дотумкал, тугодум, и не примкнул ко мне. Рад, потому что ты ведь чмо по жизни и мудила. Девчонка шестнадцатилетняя для тебя мокрощелка, понимаешь? Мерзкий ты тип, Печёнкин. Аморальный и отвратительный.
– Ты на себя посмотри! – злится он. – Я все твои делишки знаю, они у меня вот где, все записаны. И ЛВЗ и коньяк твой палёный и джинса. Конец тебе, Брагин, всей шайке вашей.
– Да что ты, серьёзно? – усмехаюсь я. – Прямо всей шайке? Поэтому ты Суходоеву велел меня завалить?
– Что?!
– Как он согласился-то? Да похер, вообще-то, тоже мудила тот ещё был, я даже нисколько не удивлён, что вы спелись. Пусть земля ему будет пухом. Видать всю шайку-то нельзя устранить, не разрешают, да? Расскажи в час роковой, кто тебе команду-то дал? Караваев? Не для записи, просто для понимания. Кому я так насолил? Это из-за катранов московских? Из-за Ашотика? Ты слыхал, кстати, что он Абрама грохнул сегодня?
Печёнкин хмыкает. Знает, конечно. Ну, ещё бы.
– А то, что Ашотика самого уже в живых нет не слышал ещё?
– Чего?! – сдвигает брови Печёнкин.
– А что всей вашей банде кирдык пришёл, тоже не знаешь? Ну да, откуда, у вас об этом никто ещё не знает.