на благополучный выход. Но они ослеплены своими орг[анизационными] успехами и думают, что в них все дело. Тем тяжелее будет похмелье. Какой может быть с ними блок <…> при 58 статье? Это ведь и физически невозможно». Использование 58‑й статьи только углубило отчуждение между сталинцами и оппозиционерами: «Старые знакомые держатся так, как будто они у меня украли что-то (партбилет). Я твердо решил первый руки не подавать. Но даже самые лучшие из них ужасно далеки. Совсем на другом берегу. „Вы“ и „мы“. Я спросил одного из вождей: „Вы что же, черти, произвели нас в контрреволюционеры по 58 ст. <…>“ А он: „Ну, какие вы контрреволюционеры, об этом только дуракам говорят, но чем вы лучше, тем опаснее“. – „Да мы с вами представляем один класс или разные?“ – „Один, но вас погубил Троцкий“. Вообще, сейчас культивируется ненависть к Л. Д.», – суммировал Смирнов39.

      ОГПУ подозревало оппозиционеров систематически, не верило их покаяниям. В отчете о «состоянии и перспективах оппозиционного движения» 1928 года заместитель председателя ОГПУ Г. Г. Ягода и заместитель начальника секретного управления ОГПУ Я. С. Агранов констатировали, что «политический центр» оппозиции не разоружился. Он продолжал обсуждать вопросы, стоявшие на повестке ЦК ВКП(б), утверждать тезисы для выступлений, намечать тактическую линию оппозиции – одним словом, функционировать как теневая партия40. Ввиду новых попыток «оживления» оппозиции циркуляр секретаря ЦК ВКП(б) В. М. Молотова требовал усилить идейно-политическую борьбу с оставшимися на свободе «троцкистскими элементами». Делать это следовало путем «настойчивого индивидуального разъяснения соответствующих вопросов отдельным товарищам, в особенности рабочим» и путем решительного «отпора на собраниях всяким антипартийным выступлениям»41. Рядовые оппозиционеры, даже те, кто отказался порвать связи с оппозицией после XV съезда, репрессиям в большинстве случаев не подвергались. Голякова, Кутузова, а также Таскаева и Пархомова, о которых речь пойдет ниже, местные партийные комитеты после исключения из партии командировали в отдаленные районы на рядовую работу. Это делалось таким образом, чтобы оппозиционеры не имели возможности возобновить фракционную деятельность и поддерживать связь друг с другом. В каждом городе административную высылку отбывало не более 10 троцкистов – все под негласным надзором ОГПУ. Их корреспонденция контролировалась чекистами42.

      Таскаев после своего выдворения из института приехал по распределению на инженерную должность в Кемеровские шахты. Первым делом Борис Александрович направился к секретарю партийной организации, объяснил ему, «кто и каков я есть. Мне, правда, сначала никакой общественной работы не давали, но потом все же загрузили и я, по силе возможностей, выполнял». Таскаев томился в ожидании: исключенным за фракционность положен полугодичный срок испытания, «этот срок истекает для меня 3‑го августа – [я] был исключен 3 февраля. <…> За время пребывания