Утром той Пасхи я сам ещё никому не звонил и прощения не просил, когда Тонька принесла мне телефонную трубку, держа её на вытянутой руке, как блохастого котёнка.
– Тебя, – сказала она и добавила. – Аллах акбар.
– Воистину акбар! – весело донеслось из мембраны, когда я поднёс трубку к уху.
Шихат был настроен весело. Он долго вспоминал наше малоплодотворное прошлое, исторично и филологично шутил и, наконец, торжественно пригласил меня (и меня тоже) на презентацию книги своих стихов. Возможно, он ждал, что получит приглашение на пасхальный обед хотя бы от меня, но я его тоже не пригласил. На Пасху у отца было принято ездить в деревню, на его малую родину, чтобы посетить могилы родителей, а мама никогда бы не справилась с обедом одна.
Книга оказалась не шуткой. Стихи тоже. Правда, писать коротких стихов Шихат совсем не умел. Книга состояла из больших развёрнутых поэм. Это выяснилось на творческом вечере в Центральном доме литераторов.
В ЦДЛ мы пришли всей семьей. Родители явились под ручку. Мать была намного моложе отца, но папа тоже выглядел молодо и свежо – как будто и не был военным химиком, и не прошагал половину жизни между бочками с ипритом и люизитом. Наши родители, хотя и были в разводе, по-прежнему оставались в очень дружеских отношениях. Был в этой дружбе известного рода эпизод с появленьем детей, однако и хуже от этого никому не стало. Нам с Тонькой – безусловно. Осознав себя брошенными мамой, мы легко выбрали для проживания папу. Наверное, потому что он держал домработницу. У мамы, кстати, тоже был домработник, но он готовил гораздо хуже, стирать не умел, никогда не гладил белья, а когда оставался ночевать, то вешал кобуру пистолета на оленьи рога в прихожей. Другие «домработники», увидев перед собой кобуру, бесшумно ретировались. Как-то на одном из своих день рождений мама повисла на нас троих со слезами: «Да я же не уходила от вас! Я же просто ненадолго ушла, но мне понравилось же-э-э!» плакала она на весь банкетный зал. Мы с отцом тогда мужественно промолчали, а Тоня, сестра, после этой истории переоборудовала свою комнату в приёмный покой и стала принимать маму в любое время дня и ночи. Подчас отец только выходил к завтраку (он рано вставал на службу), а в Тониной комнате всё ещё заседал женсовет, к которому присоединялась и наша домработница Оленька. В этом случае отец завтракал на кухне один и грозился Оленьку уволить.
Когда мать от нас уходила, отец поставил перед ней лишь одно условие: по воскресеньям она обедает вместе с нами. В этот день он готовил всё сам. Он приготавливал настолько вкусный обед, насколько его могли приготавливать только самые великие повара мира, мечтавшие вернуть своих жён…
Малый зал ЦДЛ