«23 июля 1918 года. Как бы мне не хотелось, но придется принимать новый порядок. Большевики не остановятся ни перед чем. Мятеж давили артиллерией. По гражданским, солдатам и зданиям наносились удары из пушек. Конечно, восстание подавили, и в первый же день расстреляли четыре сотни человек. Десятки тысяч ярославцев убежали неизвестно куда. Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! Надобно торопиться, а то неровен час или Белые, или Красные, или Череп».
«13 августа 1918 года. Идет Гражданская война. В газетах только об этом и пишут. Может забыли, война идет с 1914 года. Мне все равно какая она: Мировая или Отечественная, или Гражданская. Похоже война будет без конца и без края. Озаботился своими свернувшимися ежиками».
«14 августа 1918 года. Ходил к Юрасику. Он взялся помочь. А по-другому как? Только на родовом знаке. Стану долдонить каждый день, может чего останется в головах».
«20 сентября 1918 года. Надобно идти вниз по Волге. Может до самой Астрахани. Нынче все ходят на парусах. Мои три парохода отняли за просто так. Надеюсь, на нижней Волге попроще, да и граница рядом».
Дальше Иволгин читать не стал, он все понял. По древнерусскому гороскопу люди делились по годам рождения на животных и насекомых. Его матушка любила, открыв старый, писаный от руки фолиант, читать про то, какие люди живут на свете. Иволгин хорошо запомнил про дикого вепря, шипящего ужа, крадущегося лиса, кусающего шершня, белого филина, свернувшегося ежа. Какой год, под какой знак подходит, Иволгин не помнил. Он запомнил, что матушка считала 1914 год, годом свернувшегося ежа, кровавым знаком. Ежели прибавить 5508 к текущему году, получится год от сотворения мира, то есть 7422. И когда две двойки находятся рядом, то грядет великое кровопролитие. Все это Иволгин готов был доложить профессору. Рассуждение Воропаева про Огневу гору и кереметь оставить в тайне.
Полковник Перхуров Александр Петрович засел в голове Иволгина, как немой укор в его жизненном пути. Офицер остался до конца верен своему долгу, данной присяге.
– С другой стороны, – рассуждал Иван Алексеевич, – четыреста расстрелянных в первый день после подавления мятежа. Кто подвел их под расстрел? Мог ли сам Иволгин стать палачом?
Его убеждения сводились к противостоянию с внешним врагом, а воевать со своими он совершенно был не готов.
Мысли прервал зашедший в кабинет Кондратьев:
– Который день бьешься с негативами. Есть хоть какая-нибудь польза?
– Не только польза есть. Я знаю на чем нанесено место хранения реликвии. Дети Воропаева 1914 года рождения. В 1918 году им около пяти лет. Как объяснить им, где зарыто их будущее финансовое благополучие. Надобно нанести место схрона на нательные крестики, и сотворить подобное мог только один углицкий ювелир – Юрасик Блюм. Его называли второй Фаберже.
Глава вторая
Профессор Шварцмюллер выслушал Иволгина и потребовал разъяснений четверостишья Пушкина. После дословного перевода