Я опустил голову, бросил окурок через перила и несколько секунд смотрел, как он падает.
– Не понимаю, что́ вы пытаетесь мне сказать, – вздохнул я. – Это даже не история, а… чушь собачья. Мне нужно возвращаться к Эмме.
Женщина вздрогнула, и я снова обратил внимание, как она пугающе непропорциональна. Ее глаза впились в меня, и я увидел в них злобу – дикую, первобытную.
– Что значит «даже не история»? Это история каждого из нас, – негодовала она, яростно жестикулируя. – Это вечная история, которая будет повторяться снова и снова. До самого конца.
Потом она ткнула в горизонт костлявым, слегка подрагивающим пальцем. Возможно, свет падал как-то необычно, но я насчитал минимум пять фаланг. Не палец, а настоящий палочник. Меня начала бить дрожь. От холода. Или от страха. А может, от того и другого. Мне захотелось побыстрее уйти с террасы, вернуться к Эмме, погладить ее руку, проверить капельницу.
– Это история каждого из нас, – повторила медсестра, размахивая длиннющим пальцем, как сумасшедший дирижер, и показывая им в сторону туринских огней.
Именно тогда это и случилось. Сначала я увидел, что далеко-далеко, на самом горизонте, погасли фонари. Вспыхнули ярче, как при перегрузке, а потом погасли. Блуждающие огни современного мира. Умирающие светлячки. Угольки, брошенные в воду.
Потом все быстрее и быстрее темнота стала надвигаться на нас. Огни умирали один за другим – уличные фонари, рекламные вывески, окна домов, где горел свет или серыми искрами мерцали тусклые экраны телевизоров.
Тьма наступала стремительно. Накатывала неумолимо, как черная волна, казавшаяся одновременно и мертвой, и живой.
Почему-то мне вспомнились легенды о Турине, мистической столице Италии, рассказы о магических ритуалах и таинственных существах, обитающих в погребах и на чердаках домов мегаполиса. Обняв себя за локти, я сделал пару шагов назад.
– Что происходит? Электричество отключили? – спросил я, глядя, как волна тьмы несется на нас с бешеной скоростью. Виднелся только свет автомобильных фар, потерянно ползущий по дорогам. Некоторые машины остановились. Их крошечные огоньки напоминали фонари дайверов, заблудившихся в подводной пещере.
В конце концов, погасли и огни больницы. Свет уличных фонарей вдоль заросшего крапивой двора стал сначала синеватым, каким-то неживым, а потом… все окутал мрак. Даже маленький аварийный фонарик над дверью террасы замигал, затрещал и умер.
На меня как будто набросили черное покрывало: я погрузился в абсолютную темноту – в бездну, настолько наполненную мраком, что на какой-то миг решил: мне стало плохо и я потерял сознание.
Ночи в больнице длинные и мучительные. Для всех. Ночи в больнице – это Божья кара.
Но нет, со мной ничего не случилось, и с нижних этажей