– Так зачем же вы меня уверяли в обратном?
– Я никогда не говорила тебе, что я агент КГБ. Это все твой психоз виноват. И заметь, что я никак не отреагировала на твое замечание, что я слишком стара для наемной убийцы. А это было очень обидно.
– Так вы и есть наемная убийца, да?
– Опять нет.
– Кто же вы, наконец?
– Я Максин, но ты можешь звать меня Макс.
Молодой человек совершенно растерялся. Он больше не понимал, с кем имеет дело.
– А зачем вы едете в Брюссель?
– Ты правда хочешь это знать?
– Да.
– Чтобы умереть.
10
– Ладно, я понял. Вы меня разыгрываете. Я уже немного вас знаю. Неплохая шутка. Мрачноватая, правда, но удачная.
Алекс хлопнул себя по ноге, как будто похлопал по плечу приятеля, рассказавшего о классном приколе. Но его веселье продолжалось совсем недолго. Ровно до того момента, как он заметил выражение лица у своей попутчицы, точнее – всякое его отсутствие. Она больше не улыбалась ему с задорным видом, как прежде, а была серьезна и словно застыла, дожидаясь, чтобы он все понял сам.
Хотя Максин и казалась абсолютно спокойной, ее все-таки тревожило, какова будет реакция Алекса. Она впервые говорила с кем-то о планируемой эвтаназии. Конечно, она обсуждала это с врачами, но то не в счет. Они смотрели на нее не иначе, как на обреченную пациентку, как на один случай среди прочих, в то время как этот милый юноша видел ее живой, такой, какой она была на самом деле. И теперь она боялась, что он станет смотреть на нее иначе.
Однако она должна была объяснить ему свое решение, ей необходимо было раскрыть кому-то причины, побудившие ее положить конец собственной жизни.
– Ты думаешь, что твои страдания настоящие. И сейчас для тебя это так и есть. И я уважаю твое горе. Но на самом деле ты не знаешь, что такое настоящее страдание, и я надеюсь, что узнаешь это как можно позже. Моя мама часто повторяла: «У каждого возраста свои проблемы». У маленького ребенка маленькие проблемы, но для него они самые настоящие. В твоем возрасте главные проблемы – это любовные огорчения.
– А в вашем?
– В моем? На этот вопрос ответить очень сложно. Когда состаришься, то, на мой взгляд, сложнее всего согласиться с тем, что у тебя нет никакой перспективы. Нет больших планов, нет цели в жизни, нет мечты. Есть лишь одна задача – сделать так, чтобы неизбежное случилось как можно позже и как можно безболезненнее.
– Так вот в чем ваша проблема: вы состарились?
У Алекса мелькнула надежда: старушка вовсе не самоубийца, она просто хандрит из-за того, что время проходит.
– Нет, с этим я давно смирилась. Но что я никак не могу принять, так это потери.
– Потери чего?
– Потери людей, которых я любила. И себя – той, какая я на самом деле. Я ведь понемногу разрушаюсь. Я растворяюсь внутри себя и вскоре исчезну. Мне уже не удается обманывать свой мозг, чтобы внушить ему, будто я счастлива. Я слишком долго его обманывала и теперь расплачиваюсь за эту ложь.
– Вы больны?
– У меня Альцгеймер.
Страшное