7) Идея космизма (русского космизма)
Подвергнув новоевропейский рассудок, Просвещение и гуманизм сокрушительной критике, Фёдор Михайлович, не мог на этой критике просто остановится. Другими словами, после критики должна была последовать положительная программа. И она последовала: Достоевский выражает свою позицию лаконичной и ёмкой фразой в романе «Идиот», которая после этого становится крылатой: «Красота спасёт мир!».
«Какая красота?», – спросим уже мы. Ответ очевиден: та самая красота, которая входит в качестве одного из значений слова «космос». Ведь «космос» – это и «порядок», и «красота», одновременно. Это та самая «красота», которая запечатлена ещё в одном русском слове – лѣпота26, уже почти ушедшим из разговорного языка и сохранившегося только в слове с отрицательным значением – «нелепость». Достоевский понимал, что именно это – эстетическое в своей основе – чувство прекрасного (лепотность мира) даёт надежду на улучшение человеческой природы. Фёдор Михайлович неоднократно указывал на то, что мысли чувствуют.
Вглядываясь в красоту мира (природы) – её благо-лепие – человек сам преображается27. Другими словами, человек настраивает себя на созерцание этой красоты и, следовательно, красота мира – это образец, которому следует подражать. Меня не покидает ощущение того, что этот строй мысли я уже где-то встречал. Так и есть: об этом же писал Платон в «Тимее». Получается удивительная картина: Достоевский воспроизводит ту же фигуру мысли, которая оплодотворила европейскую культуру почти 2400 лет назад. Именно совершенство мира (живой природы) оказывается объектом подражания и у Древних Греков, и у Великороссов. И именно это их объединяет. Именно это позволяет явиться в мире тому, что у нас на Руси испокон веков зовётся православием, то есть прославлением Прави, во всём её благо-Лепии . Правь – это и есть божественный мир, запечатленный в одном из своих обликов – «лѣпоте» (красоте).
Ведь ничего подобного мы не встретим ни в одной из глав библейской книги «Бытие», где всё дышит уничтожением мира и его служебной «предназначенностью» человеку, который будто бы его превосходит, в силу уже своего «богоподобия».
Достоевский говорит именно о том, что «красота спасёт мир», а не «благо», не «польза», не «ставка рефинансирования», не «прибыль» и даже – не «истина», с какой бы буквы не писалось последнее слово. Ему, при обсуждении предельных онтологических вопросов, внутренне не было близко морализаторство, равно как и любые другие формы интеллигентского мления по поводу «исправления человечества». Достоевский и здесь сказал своё слово, отдав первенство совершенству мира (космоса) перед несовершенством человека. Человек благоразумно помещён им во «второй ряд» общей системы ценностей, сколь бы неверным не казалось это утверждение для