сознание и менее прочная монархическая принадлежность, этим идентичностям в условиях национального возрождения противостояла крепнущая национальная идентичность, которая в менявшихся условиях со временем так или иначе начала раскалывать политическое единство монархии. По данным статистики 1910 г. только в Цислейтании, т. е. австрийской части монархии (на территории 300 тыс. кв. км с населением 28,5 млн. чел.), проживали австрийские немцы (36%), чехи (23%), поляки (16%), украинцы (13%) и словенцы (5%). На территории же Транслейтании, т. е. венгерской части монархии (325,411 кв. км с населением 20,8 млн. чел.) – венгры (54,5%), румыны (16,1 %), словаки (10,7%), немцы (10,4%), подкарпатские русины (2,5%), сербы (2,5%), хорваты (1,1%) и прочие (2,2%)
23. Удельный вес австрийских немцев и венгров в составе всего населения Австро-Венгрии в целом на том этапе оказался ещё ниже (соответственно 25% и 17%), что не позволяло их называть доминантной силой монархии. С 1867 по 1918 г. монархия прошла большой путь в экономическом и культурном развитии, однако всё ещё отставала от названных западноевропейских государств, уже не говоря о том, что между отдельными регионами Австрии была колосальная разница в уровне развития (ведь Чехию, например, от Боснии или Нижнюю Австрию от Буковины отделял целый мир). Многие из народов монархии в условиях пробуждения наций ставили и добивались своих национальных целей, стремились к утверждению другой политической системы либо к присоединению к единокровным братьям за пределами монархии. Тем не менее указанный период их совместного проживания в рамках единого могущественного государства Центральной Европы запомнился многим из них далеко не с худшей стороны. Венгерский историк Андраш Герё, досконально изучивший самые различные аспекты истории монархии, с полным правом констатировал: «Монархия (с входившей в неё Венгрией) – вопреки всякому легитимационному смешению, вопреки всем социальным противоречиям, а может быть, именно благодаря им, – имела свою большую тайну, которая заключалась в том, что в ней можно было жить. Политика не вмешивалась в жизнь людей, в их повседневное бытие, что явилось немалым достоинством, особенно если иметь в виду, что в ХХ веке совсем иное было отношение к этому вопросу»
24. Среди прочих, видимо, данное обстоятельство также способствовало тому, что в 80-е годы прошлого века идея центральноевропейскости переживала свой ренессанс.
Австро-Венгрию, двуединую многонациональную монархию с центрами в Вене и Будапеште, несмотря на то, что её народы объединяло центральноевропейское сознание и принадлежность к единому и могущественному для своего времени государству, с которым население в какой-то мере идентифицировало себя, начали раздирать внутренние противоречия. Базировались эти противоречия именно на национальной почве. Национальное пробуждение, развитие национального самосознания, зарождение буржуазных наций являлись процессом противоречивым, асинхронным и далеко не одновременным для всех народов, населявших монархию, а, следовательно,
