– Что же потом? – нетерпеливо спросила она.
– Потом началась долгаяпредолгая война, и у меня даже не было времени толком задуматься о том, что я делаю. Впрочем, кажется, когда я уехал, я уже точно знал, что не хочу на ней жениться. Честное слово, знал. И знал… что женюсь. Была в этом какаято тупая неотвратимость. Это должно было случиться – вот и все. Разве что если бы я погиб…
– Но ведь ты ее всетаки любил? – настаивала Маша.
Он слегка покраснел.
– Мне было двадцать пять лет. Что я понимал в любви? Но наверное любил. Мы были в разлуке несколько месяцев и, когда я приехал в отпуск, она показалась мне самой красивой девушкой, которую я когданибудь видел. Я представил, что мне скоро возвращаться в часть и что, если мы поженимся, я смогу взять ее, такую красивую девушку, с собой. Вот и вся любовь.
– И она с тобой согласилась ехать…
– А что тут такого? Она всегда была неподалеку, где бы я не служил. Не так уж это было опасно, как некоторые думают. По крайней мере, в нашем случае. А преимуществ – масса…
Разглядывая полковника, Маша подумала о том, что, пожалуй, никто из них, из мужчин, не способен внятно рассказать о своих чувствах, о любви к женщине. Особенно, если любовь уже умерла. Им кажется, что ее никогда и не было. Они словно боятся, что если признаются в своем прежнем чувстве, то на новое уже не будут способны. Поэтому всякий раз убеждают себя и потом искренне верят, что полюбили впервые. Как будто прежняя любовь помеха новой…
– Я думаю, она смотрела на это подругому, – сказала Маша.
– Может быть, – пожал плечами он. – Я вовсе не оправдываюсь. Да и не в чем, кажется. Просто с самого начала мы не стали друг другу близки. Не было той близости, которая превращает незнакомого человека в самого родного. Война продолжалась, разрасталась, превращалась в бесконечную и очень хлопотную работу…
– Не понимаю… Какое все это имеет отношение к твоему браку?
– Самое непосредственное, – терпеливо ответил он. – Я был так поглощен службой, что у меня не было ни времени, ни желания копаться в своих собственных переживаниях. Меня быстро повышали в звании и должностях. Приходилось заниматься очень серьезными и ответственными делами. От меня зависели жизни очень многих людей…
– Но ведь у тебя стали появляться другие женщины. Твои серьезные и ответственные дела этому не мешали? Или это тоже был вопрос жизни или смерти?
Волк даже не улыбнулся ее иронии.
– Я думаю, – серьезно сказал он, – что сначала я сходился с женщинами только для того, чтобы снять напряжение. Потом чтото изменилось. Я стал искать близости с теми женщинами, которые могли дать мне то, чего не могла или не хотела дать Оксана. Но… я всегда ненавидел себя за то, что приходилось ей врать. А потом начал ненавидеть ее – за то, что она подтолкнула меня к этому…
– Значит, ты возненавидел ее, – тихо проговорила Маша. – А если бы