Прихватив бутылку коньяка и пару блюдец, мы ушли от бара к столику в углу. Вжик по пути умудрился рассыпать орешки, вернулся за новой пачкой, а я поставил посуду и определил, что столик шаткий. Цивилизация, думаю, цифровизация, а мебель поставить нормально не можем. Надо бы поменять дислокацию, но Паша, вернувшись, вытянул из подставки стопку салфеток и положил часть из них под ножку стола, зафиксировал. Сообразительный кент, одно слово – математик. Кто б другой додумался? Я – нет.
– И что там с формулой? – спросил я, а Пашка достал из внутреннего кармана карандаш и на последней салфетке стал чертить замысловатые загогулины, объясняя мне свое открытие.
– При определенных вводных значение Икс распадается в такой же пропорции. Четырнадцать процентов будет против мнения остальных. Значит, эти четырнадцать переходят по теории к большинству, в Игрек и Зет. Игрек делится – возрастает Зет. Значит, протестующие Икс уменьшаются, их число дробится в установленной пропорции. Число Игрек переменная, зависящая от заданных значений, в результате которого Зет остается константой, а Икс стремится к минус бесконечности. О, решение. До-ка-зан-ное! Сто сорок шесть процентов общества лояльных пользователей против меньшинства, число которого при введении переменных составит ноль целых четырнадцать сотых процентов граждан подписчиков, то есть ничтожно малая величина, которой можно пренебречь.
Паша еще раз обвел на бумаге нули, после чего разорвал салфетку и вместе с карандашом убрал во внутренний карман. Нафлудил математик, подумал я, ты про войну уже давай, а то память в телефоне тоже в минус уходит.
– Так, и потом ты…, – кистью руки я сделал несколько гребущих движений.
– А потом я имел содержательный разговор с о-ч-чень серьезным парнишкой из службы опеки. Об этой самой формуле. Тот чувак упомянул, что не их подследственность, что материалы пойдут цензурникам. Кто из студентов настучал, так и осталось загадкой. С работы вежливо… о, вру! С работы хамски выгнали. Я неделю ждал – «тук, тук, откройте, Цензурный комитет», но не пришли они. Зато начались тоскливые времена.
– И ты пошел в армию, – подхватил я.
– Я встретил