Работая, ни я, и, кажется, ни Лев Николаевич сначала сами не знали, что из этой работы и из этих книжек выйдет, а вышел последний большой философский труд Л. Н. Толстого – книга «Путь жизни», интересная именно тем, что в ней впервые предлагается читателям, в популярной форме, систематически изложенное мировоззрение Толстого. К сожалению, Льву Николаевичу не пришлось увидать «Путь жизни» в печати. Книга эта, хотя и в очень искаженном по цензурным соображениям виде, издана была московским книгоиздательством «Посредник» уже после смерти Льва Николаевича в трех различных по качеству и по цене изданиях, совершенно разошедшихся к концу 1917 года. Она уже начала приобретать популярность не меньшую, чем та, какую имел в свое время «Круг чтения», и, думается, приобрела бы еще большую, если бы издание ее могло все снова и снова повторяться. В самом деле, в «Пути жизни» Толстой высказался вполне и окончательно.
Лично я, несмотря на все перемены своих взглядов, очень люблю «Путь жизни», люблю его углубленный, спокойный и уравновешенный тон, достойный мудреца, и считаю, что книга эта при всех условиях и при всех режимах могла бы во всяком случае сыграть роль прекрасного учебника морали. И, разумеется, я очень счастлив, что мог оказать Льву Николаевичу свою скромную техническую помощь при составлении этой замечательной, но, к сожалению, еще мало известной и потому недостаточно оцененной книги[30].
Кроме технической помощи в работе над новыми, не изданными еще выпусками книги «На каждый день» и над книгой «Путь жизни», Л. Н. Толстой постоянно передавал мне письма его корреспондентов для ответа. Вскрывал и читал полученные письма он всегда сам, так что никакие «секретари» между великим человеком и народом не стояли. Но отвечал сам – просто по недостатку времени и сил – не на все письма. Иногда он коротенько помечал на конверте, что именно я должен ответить на данное письмо, а по большей части не писал ничего, или только коротко: «В. Ф., ответьте». Стало быть, отвечать надо было самостоятельно, начиная лишь письмо обычной формулой, составленной Толстым: «Лев Николаевич поручил мне, как близкому ему по взглядам человеку, ответить на ваше письмо». Все мои ответы Лев Николаевич, однако, перед отсылкой предварительно прочитывал, и я, бывало, трепетал душевно, особенно на первых порах, предъявляя Льву Николаевичу свои произведения для контроля. Но великий писатель был судьей снисходительным и обычно одобрял все, что я писал, изредка, разве, рекомендуя сделать ту или иную вставку или то или иное изменение в тексте ответа.
Проверял Лев Николаевич написанное мной обыкновенно вечерком, приходя для этого в мою комнату, так называемую «ремингтонную» (потому что Александра Львовна и В. М. Феокритова писали здесь на «ремингтонах») и усаживаясь рядом со мною на старый, плоский и твердый клеенчатый диван, стоявший перед моим письменным столом. На этом диване я днем писал, а ночью спал. На столе – керосиновая лампа. Лев Николаевич склонялся близко, голова к голове, над рукописью, а