«Я только что посмотрела всё, что сняла за день, и мне стало так грустно. Я, видимо, была так заворожена этим днём, что всё забыла, и только вспомнила через записи; и грустно, что даже такие счастливые воспоминания однажды забудутся. Но я всегда буду любить своего сына, и я думаю, это намного важнее воспоминаний».
«Вот он спит. Ещё маленький он всё-таки. Ну-ка, ложись вот так, удобнее будет. Спокойной ночи, мой хороший».
«Я так много всего вспомнила. Как он только начал ползать, ходить. Прямо, знаете, будто я видела всю жизнь, как вообще она зарождается. Ой, не знаю, сложно всё это. Наверное, я тоже сильно устала, ха-ха. Что ж, я думаю, на этом всё. Это был прекрасный день. И я думаю, таких дней будет ещё много. И надеюсь, я смогу их заснять или хотя бы запомнить. Боже, не могу, слёзы наворачиваются. Если ты однажды это увидишь, я хочу, чтобы ты знал, как люблю тебя. Я так хочу увидеть тебя взрослым. Ну всё, пока-пока. Всех люблю. Всем спокойной ночи. Чмок».
В них она пыталась отразить и сохранить свою жизнь, но раз уж она перестала снимать, то скорее всего, что-то пошло не так; возможно, она поняла, что… возможно, она поняла… Простите, я сбился с мысли. Возможно, она поняла, что одних только кадров, фотографий и записей на бумаге недостаточно, чтобы оставить в этом мире часть себя. Всё материальное однажды исчезнет. И мы однажды исчезнем. И никто не узнает, кем мы были на самом деле. А может быть, и неважно, кто мы такие? По крайней мере, для людей, которые любят нас.
Мама, где же ты?..
– Ну что, идём? – спросила меня Нурзат.
Моя смена закончилась одновременно с её, и Нурзат предложила мне прогуляться с ней и её дочерью в ближайшем парке. Это было их ежегодной традицией – встречать осень со всей её желтеющей листвой и ласковым ветром в тихом парке, идти по дорожке, которая, как кажется, никогда не закончится; и вот я стал участником их прогулки. Мы дошли до самой гущи парка, где казалось, что уже находишься в глубине леса; сели на деревянные скамейки со столиком, Нурзат налила в стаканы горячего чаю, угостила меня, и тогда наступила тишина. Да, точно, как в те дни. И я так же боялся что-то сказать.
Подул ветер, и тогда во мне уже не просыпались забытые воспоминания, а в меня начала просачиваться жизнь, которая вот уже миллионы лет не прекращается, жизнь, приведшая меня в этот парк, та жизнь, что приводила мою мать к могиле бабушки, и жизни каждого, кто мне был дорог, стали так материальны и ясны передо мной, что уже ни одно воспоминание не имело никакого смысла. Воспоминание – это письма, которые никогда не дойдут до адресата, и в этом нет трагедии, потому что достаточно того, что нечто побудило тебя написать эти письма. Я не стал думать, что переживала Нурзат, когда она потеряла свою мать, не стал думать, что будет переживать её дочь после её смерти: я отчётливо видел, как само присутствие Нурзат в жизни дочери отражается и растёт в душе девочки. Нет ни прошлого,