– А вот теперь бензобак рванул, – сообщил мужчина с сиплым голосом.
Следом за спиной посочувствовала женщина:
– Кого ж это убили, а? Вот ироды, перед праздником человека грохнули!
Черкесова как подстрелили. Он, буквально физически ощутив осколок в сердце, будто тот отлетел от горевшего автомобиля и вонзился в грудь, на миг потерял способность соображать, едва не упав без чувств. Глубокими вдохами Черкесов унимал сердцебиение, глядя на горевшего «самурая». Вот зачем подложили бомбу – чтобы убить! И убили. Федьку! Нет, убили Черкесова. Значит, убили депутата городской думы, крупного предпринимателя города, который содержит телевизионный канал, спонсирует различные мероприятия, иногда помогает детскому дому и который собирался баллотироваться в областную думу. Убили Черкесова, которому легко давались земные блага, и потому ему казалось, что этому не будет конца. Убили местного политика, наделенного талантами дипломата и умеющего ладить со всяческой шушерой вроде нынешних руководителей города, а также с остальными кастами из многообразной человеческой породы. Убили человека, который…
Василий Романович мог бесконечно долго перечислять свои заслуги и способности, но… его убили. Взорвали, полагая, что именно он находится в машине. А там сидел Федька, друг детства, отец двоих детей, славный малый, перебивавшийся с копейки на копейку, потому что не умел жить, в отличие от Черкесова. Теперь Федьки нет, он догорает в огне, от него останется горстка обгоревших костей. А Черкесов по счастливой случайности остался жить. И благодарить ему надо жадную любовницу, к которой с пустыми руками лучше не соваться.
Приехала милиция, за ней «скорая». У горевшей машины собиралось все больше народу, толпа стояла плотным кругом вокруг нее, и ментам пришлось разгонять ее. Черкесов вдруг – абсолютно бессознательно! – сдвинулся с места и пошел. Он шел и шел по улице, тупо глядя перед собой, не разбирая дороги, не зная конечной цели. Он думал о том, что остался жить, а Федька погиб.
Неизвестно, сколько времени брел Черкесов по улицам города, вдруг ставшего чужим и враждебным, и пришел на окраину, где ютились одноэтажные дома, а улочки были узкими и кривыми, с выдолбленными дорогами и без тротуаров. Когда тротуар кончился, он, поскользнувшись на пригорке, съехал вниз на пятой точке. И – о, странность человеческой природы! – падая, Черкесов приподнял пакеты в руках, чтобы не разбились бутылки. Он врезался ногами в фонарный столб и с недоумением посмотрел на пакеты. Надо же – нес их от магазина, не замечая тяжести. Пальцы свело судорогой, настолько крепко он сжимал пакеты. Разве важны сейчас пакеты, бутылки? Его убили! Убили…
Черкесов с трудом разжал занемевшие пальцы, осмотрелся по сторонам. Тихо. Изредка раздавался лай собак. Темно. Здесь никто его не догонит. Так ведь за ним и не гнались. Его убили. Но вот придет он домой, потом выйдет на улицу… Те, кто взрывал «самурая»,