Лицо Смерти Дуракам было на расстоянии фута от лица его жертвы, но, к моему ужасу, Кернер ни словом, ни жестом не показал, что заметил его.
– Мы поженимся на будущей неделе, – пробормотал он рассеянно. – Кой-какая мебель у меня есть, прикупим несколько подержанных стульев и справимся.
– Ты сам решил свою судьбу, – сказал Смерть Дуракам тихим, но грозным голосом. – Считай себя все равно что мертвым. Больше предложений не жди.
– При лунном свете, – продолжал Кернер мечтательно, – мы будем сидеть на нашем чердаке с гитарой, будем петь и смеяться над ложными радостями гордости и богатства.
– Проклятье на твою голову! – прошипел Смерть Дуракам, и у меня волосы зашевелились на голове, когда я увидел, что Кернер по-прежнему не замечает присутствия Джесси Хомза. И я понял, что по каким-то неведомым причинам завеса поднялась только для меня одного и что мне суждено спасти моего друга от руки Смерти Дуракам. Объявший меня ужас, смешанный с восторгом, видимо, отразился на моем лице.
– Прости меня, – сказал Кернер со своей бледной, тихой усмешкой. – Я разговаривал сам с собой? Кажется, это у меня входит в привычку.
Смерть Дуракам повернулся и вышел из ресторана.
– Подожди меня здесь, – сказал я, вставая. – Я должен поговорить с этим человеком. Почему ты ничего ему не ответил? Неужели оттого, что ты дурак, ты должен издохнуть, как мышь под его сапогом? Ты что, даже пискнуть не мог в свою защиту?
– Ты пьян, – отрезал Кернер. – Никто ко мне не обращался.
– Тот, кто лишил тебя разума, – сказал я, – только что стоял рядом с тобой и обрек тебя на гибель. Ты не слепой и не глухой.
– Ничего такого я не заметил, – сказал Кернер. – Я не видел за этим столом никого, кроме тебя. Сядь. Больше ты никогда не получишь абсента.
– Жди меня здесь, – сказал я, взбешенный. – Раз твоя жизнь не дорога тебе, я сам тебя спасу.
Я выскочил на улицу и догнал старика в сером через несколько домов. Он был таким, каким я тысячу раз видел его в воображении, – свирепый, седой, грозный. Он опирался на белую дубовую палку, и если бы улиц не поливали, пыль так и летела бы у него из-под ног.
Я схватил его за рукав и потащил в темный угол. Я знал, что он – миф, и не хотел, чтобы полисмен застал меня разговаривающим с пустотой – не хватало еще очутиться в больнице «Бельвю», разлученным со своей серебряной спичечницей и брильянтовым кольцом!
– Джесси Хомз, – сказал я, глядя ему в лицо и симулируя храбрость. – Я вас знаю. Я слышал о вас всю жизнь. Теперь я понял, каким наказанием Божьим вы стали для Юга. Вместо того чтобы истреблять дураков, вы убивали талант и молодость, столь необходимые для жизни народа и его величия. Вы сами дурак, Хомз. Вы начали убивать самых лучших, самых блестящих своих соотечественников три поколения назад, когда старые, обветшалые мерки общественных отношений, приличий и чести были узкими и лицемерными.