– Я не говорил, что собираюсь к нему ехать.
– Кого ты обманываешь? Это я и пытаюсь до тебя донести: ты считаешь Блэка своим другом, коллегой, а он все это время играл с тобой, как с чертовой марионеткой, подводя все ближе к краю обрыва.
– …
– Вот только не надо на меня так смотреть. – Щеки Софи вспыхнули. – Ты прекрасно понимаешь, о чем я. Иначе уже бы ответил ему, а не пришел бы ко мне как к мамочке за разрешением.
Я хотел ей ответить, но слова не шли с языка. Повисла неловкая тишина.
– Про край обрыва ты это загнула, – неубедительно выдал я.
– Что?
– Он только сказал мне, что я ужасный писатель. Думаю, край обрыва – это про тебя.
Софи уставилась на меня большими голубыми птичьими глазами, пытаясь отыскать смысл сказанного, словно тот был мышью, убегающей через вереск. А затем… Она расхохоталась. Усталым смехом, после которого говорят: «Твою мать» – и облегченно обмякают в кресле.
– Извини.
– О, Том. Слушай, давай больше не будем об этом. Пожалуйста. Мне будет намного спокойнее, если он так и останется… пропавшим.
Я посмотрел на фото и записку. Кивнул.
– Это значит «да»?
– Это значит «я постараюсь».
Софи Алмондс испустила долгий, глубокий вздох. Взяла записку.
– Не удивлюсь, если это единственное, что он написал после «Купидона». Ты ведь понимаешь, что формально, согласно контракту, эта записка принадлежит издательству?
– Конечно.
– Отлично, – сказала она, затем подняла листок бумаги, словно взвешивая его. – Что думаешь? Долгожданное продолжение романа Эндрю Блэка?
Я уставился на маленький листок бумаги с семью словами, который она зажала между указательным и большим пальцами.
– Для черновика сиквела маловат.
– Отчего-то мне кажется, что издательство и на такое согласится. – Она сложила записку и положила ее обратно в конверт. – Так что давай убережем их от лишних хлопот.
– Да, думаю, так будет лучше.
Следом она сунула фото в конверт, закрыла его и толкнула ко мне.
– Тебе тоже лишние хлопоты не нужны. Я серьезно.
Я поднял конверт и сунул его в карман куртки.
В голове всплыли старые воспоминания. Они выпорхнули из глубины сознания, спровоцированные этой встречей с Софи, и после многих лет свелись к кружащемуся калейдоскопу статичных картинок: раскрытая кожаная сумка для книг, капли воды, стекающие по глянцевой краске, осколки стекла на коврике у двери – они трепыхались и бились о стенки разума, словно стремились к свету разговора.
Я поднял стакан и сделал большой глоток, мысленно прогоняя их прочь.
– Будь их больше, что-то бы изменилось? – сказал я, опуская стакан. – Твое мнение о нем, имею в виду.
– Если