– Боярин – это лучший. Воин, воевода, градодержатель. Это видный, приметный, славный человек. Гляжу я на тебя, Егор, и вижу, что-то в тебе есть. Но только дома, – он отошел, чтобы вернуться на место. Усевшись, продолжил: – только дома для тебя этот путь закрыт. Ты меня понимаешь? – на Егора смотрят немигающие глаза.
Егор о чем-то задумался, потом ответил:
– Понимаю! – и вздохнул.
Почему-то вздохнул с каким-то облегчением и боярин. Поднялся.
– А если понял, пойди и скажи своим, чтобы ехали без тебя. Тебя, – подошедший хозяин ткнул парня в грудь, повторив, – ожидает Мезень и Печора.
Что из себя это представляет, он даже не мог и подумать: ни разу даже не слышал этих названий. Но понял, что это далеко не то, чем он занимался до этого.
Глава 4
Камбила долго пробирался по узкому, местами обвалившемуся проходу, прежде чем оказался в густом, непроходимом лесу. Выбравшись на поверхность, он с трудом верил, что вторично остался жив. Сколько раз за его спиной гремела обрушившаяся земля! А окажись он там в это время…. Но об этом не хотелось думать. Все! Он жив. Жив! Как хотелось ему крикнуть это во всю мощь своей глотки! Только тут он понял цену жизни. Теперь он вновь увидит дорогую его сердцу Айни, ее искрящиеся, добрые глаза, застенчивую улыбку. Почует манящий, притягивающий запах ее волос, услышит звенящий, как серебряный колокольчик, голосок.
– Милая Айни! Я иду к тебе. Ну и что, пусть ты и наполовину русская. Да кто сейчас помнит, как твою мать маленькой девочкой, после успешного похода на Русь, привел к себе в дом молодой Юбол, уважаемый всеми прусс. Его древний род свидетельствует о его благородном происхождении. Разве он виноват, что его первая жена не могла подарить ему наследника? Когда пленница подросла и превратилась в очаровательное создание, она принесла Юболу кучу детей. Вот он и взял ее в законные жены. Да разве и в нашем роду матери не были литовками? Нет, про Айни никто ничего плохого не скажет.
Ему, лесному человеку, определить дорогу к дому потребовалось одно мгновение.
– Домой!
И он, как молодой жеребчик, двинулся вперед. Его не могли остановить ни непроходимые чащи, ни глубокие овраги. Неудержимая сила тянула его к своему очагу, к той, которая ждала его с утра до ночи, глядя во все глаза на пустынную дорогу. Но чем ближе он был к дому, тем сильнее в его душе вместо ожидаемой радости стало проявляться странное чувство какого-то беспокойства, неуверенности и даже… виновности. Они незаметно зародились и росли с каждым шагом.
А все началось с того, когда, поняв, что ему больше ничто не угрожает, он вдруг вспомнил о Руссингене. Как же он ушел, ничего не узнав о брате! Он даже пытался себя успокоить, что Руссинген был старшим и в какой-то мере должен был о нем заботиться. Разве он виноват, что Маргер оставил его при себе, послав Руссингена на южную стену? Среди болот, на которые она выходила, это было более безопасное