Василий хлопнул в ладоши и прошёл в комнату.
– Попотчуешь чем? Двое суток в дороге. Так ты, оказывается, вдова, а мне-то всё пела, что свободная барышня.
– Ой, Шулика, умолкни. На стол придумаю что-нибудь. А вы, как вас… Алексей, что у порога топчетесь? Заходите, погрейтесь. Чайник поставлю.
– Да я не замёрз, – сказал Кононов.
– Вона какая штука, брат, – сказал Василий, возвращаясь в сени с довольным видом. – Сразу б сказал, к кому едешь. Я б и сам слова нужные передал, не пришлось бы тебе в этот тупик волочиться. Ну, зато познакомились теперь, тоже плюс. Заходи, заходи, будь как дома. Заночуй. Я завтра Фомича найду, где он, старый хрыч, забухал, наверно, пусть ведёт к своему заповедному рыбному месту. Ухи сварим. А? Или у тебя предрассудки какие из-за этого? – Василий бегло указал на скрытый партак под рукавом.
Кононов растерялся. Обычно, если случалось пересекаться с сидельцами, он старался общения с ними избегать, поэтому особо не знал, как правильно себя держать. Впрочем, неприязни он и правда не чувствовал. Василий на первый взгляд отличался от встреченных ранее уголовников: ради помилования отслужив, пусть и в штрафбате, он частично изжил, видимо, многие присущие «коллегам» неприятные черты. Но театральность и блатная куражистость скрываемые прежде в доме Варвары вдруг, как грибы, стали вылезать наружу, словно оттаяли в тепле.
– Да какие предрассудки, – сказал Кононов. – Просто я не к месту. Не буду вам мешать.
– Да куда вы собрались? Там метёт, не переставая, – сказала Варвара.
– Я положу тут, – сказал Кононов, выкладывая свёрток из рюкзака. – Это Гришины вещи. До свиданья, извините!
Он попятился, словно боясь поворачиваться к ним спиной, и закрыл за собой дверь. «Иди, вороти его, а то замёрзнет ещё», – из-за двери услышал Кононов голос Варвары, от которого ему почему-то захотелось ускорить шаг. Он побежал, набирая снег в ботинки, в сторону станции. Раз, два, три, четыре, пять – вдох; раз, два, три, четыре, пять – выдох. Самоконтроль, сохранять самоконтроль. Кононов нахлебался морозного воздуха, носоглотку жгло, зато до станции он добежал минут за десять. Вот и перрон. Дождаться, когда из бокса выползет автоваг и катить на юг, туда, где есть люди, где есть суета, есть жизнь.
Кононов прождал, подмерзая, полчаса. Автоваг то ли уже ушёл, то ли рейс отменили из-за отсутствия заявок. Кононов управляющими мимическими жестами вызвал на сетчатку глаза справку, но так и не смог ни запросить поездку, ни выяснить, изменилось ли расписание.
Заградительные помехи.
Глушили на максимуме, буквально стеной, и Кононов обоснованно решил, что это наши врубили протокол «абсолютный ноль». Такое бывает, когда под покровом темноты на приграничную территорию в силе тяжкой вдруг поползёт, полетит и поскачет рой из десятков тысяч умных и скрытных устройств, каждое из которых,