– Ну что, счастливо, – сказал Кононов. – Мне пора, хочу засветло успеть. Обратным рейсом назад рвану.
– Погодь минуту, – попросил Василий. – Что-то моего встречающего нет.
– А кто должен встречать?
– Да мужик один из местных. Пожилой уже. Договорились, что свои клёвые места покажет, но что-то не пришёл.
– Позвони, – простодушно предложил Кононов.
– Да вишь как… Обронил где-то трубку. Не знаю, на какой станции. Надо было, конечно, отменить всё, да я как-то и не сообразил, без связи-то обходиться давно привычный. Думал, ну, раз уговорились, то всё в силе. А он, наверно, по-другому рассудил.
Кононов хотел было расспросить, почему Василий пользуется старым ненадёжным хламом и не интегрирует современный модуль связи, но удержался. Мало ли какие у человека причины и обстоятельства. Не надо лезть не в своё дело.
– И что, номер у тебя не записан?
Василий сокрушённо взмахнул руками, мол, ну о чём ты говоришь, конечно нет.
– Что делать будешь? – спросил Кононов.
– А ты не против, если я компанию составлю? Не надоел я тебе? Я болтаю много, есть за мной грех, хе-хе. Но так-то человек безобидный, хлопот не причиняю. А может, и пригожусь чем. Я места здешние знаю. Могу окрестности показать, красоты местные.
При упоминании знакомства с местностью, куда их занесло, по лицу Василия пробежала какая-то тень, но Кононов не придал этому значения.
– Ну а почему нет? – сказал он. – Пошли, раз так.
По дороге Василий расспрашивал Кононова о всяком: где родился да где учился, женат ли и есть ли дети. Про последнее обстоятельство Кононов больше отмалчивался, сказал только, что с семьёй не сложилось, и что сына не видел с тех пор, как ушёл. Но о причинах того, почему жизнь пошла вкось, умолчал. Настолько открываться первому встречному он был не готов.
Уличный снегоуборщик пролетел над Вяйняпогой часа два назад, сделал по центральной улице широкую колею и вернулся на стоянку коммунального автопарка. Впору было воротить его обратно: колея уже вновь наполовину покрылась свежим невесомым снегом. Слушая байки Василия, Кононов брёл, звено за звеном укладывая в снегу цепь своих шагов. Северное безлюдье особенно сильно вызывало ощущение тоски и одиночества: здесь его усиливала сама природа, несклонная к сантиментам. На многие километры вокруг нет ни городов, ни деревень – во всяком случае, населённых. Только опустевшие после оптимизации расселения остова законсервированных административных зданий да покинутые жильцами дома. Пожилых и стариков, которые только и оставались здесь в основном, надо было как-то содержать и обслуживать, а ресурсов на это не хватало. Вот и решено было наконец провести реформу и определить места компактного проживания населения. В глубинке девять населённых пунктов из десяти прекратили