– Постараюсь, – улыбнулся Вэл, – хотя вы разочаруетесь, ваше величество: в моей истории нет ничего сверхъестественного.
– Посмотрим, – ухмыльнулся Махинда, бросив на Вэла заговорщический взгляд.
– Ну, рассказывай, властитель Небес, откуда у тебя Ева. Удочерил? – начал Махинда, устроившись на ложе с балдахином из прозрачного шелка, служившим одновременно и защитой от насекомых, которых в королевском дворце, конечно, не было, но дань уважения к традиции укрываться противомоскитными сетками сохранялась.
– Можно и так сказать, – отозвался Вэл. – Мне следовало это сделать сразу, а не через восемнадцать лет. Но, что есть, того не изменить. И не называй меня властителем, друг, я сложил полномочия высшего статусного лица и здесь в частном порядке нахожусь, – сказал он, с наслаждением вытягивая ноги на кушетке рядом с кроватью короля.
– Что? – не поверил Махинда. – Ты больше не властитель Небес?
– Довольно с меня, пусть другие правят. У них это неплохо получается.
– Но, насколько мне известно, референдум проголосовал за тебя и твои реформы… Зачем же ты? Что-то я не понимаю.
– Этого в двух словах не расскажешь…
– А в двух часах? – улыбнулся король. – Рассказывай, мы никуда не спешим.
– С чего бы начать?.. Ты помнишь Зиги, Махинда?
– Конечно. Это же твоя верная тень, бессменный советник.
– С него и начнем…
***
На третье мая в Солерно была назначена инаугурация нового правителя, Единовластного Канцлера Зигфрида Бер. Пост диктатора считался упраздненным с того дня, как Аугусто Паччоли почил за обеденным столом от сердечного приступа. Проводы главы государства были скорыми и скромными: после кремации пепел развеяли с Маунга Матэ, а саму тюрьму закрыли, объявив амнистию заключенным, двадцать два человека из которых на тот момент еще сохраняли способность дышать. День закрытия Горы Смерти был объявлен национальным праздником, а к титулу Единовластного Канцлера Зигфрид Бер добавил почетное прозвище Избавитель, пустив через поверенных лиц слух, что так его прозвали в народе.
Зигфрида нельзя было заподозрить в наплевательском отношении к презентации себя любимого – к инаугурации он готовился особенно тщательно. Выбор платья занял у него несколько дней, потом еще неделю костюм шили и подгоняли по фигуре. По такому случаю Избавитель остановил свой выбор на тончайшем пурпурном кашемире, расшитом золотым позументом – Канцлерский орден выглядел на нем особенно выигрышно. Единовластный Канцлер Солерно планировал предстать перед гражданами во всем блеске могущества и богатства. Наконец все, о чем он мечтал, свершилось: он был в одном шаге от официального признания его высшим статусным лицом государства.
Утром третьего мая, облачившись в роскошный наряд, Зигфрид Бер вышел на крыльцо