Чем ближе подступал день ритуала, тем мрачнее становился Каннам. Играл на свирели он всё реже, но всё чаще сбегал по ночам в дальний угол сада, взбирался по неровной, поросшей плющом стене на самый её верх и сидел там чёрным силуэтом на фоне серого неба, сосредоточенно вглядываясь в бескрайние холмы, обступающие Варнармур. Иногда к нему присоединялся и Ярдис, и тогда они сидели вдвоём, молча глядя на занимающийся рассвет.
– Однажды нас здесь застукают и так взыщут, что мало не покажется, – невесело хмыкнул Ярдис. Голос его уже изменился и звучал теперь бархатисто и совсем не по-мальчишески. Впрочем, назвать мальчишкой этого широкоплечего пятнадцатилетнего юношу язык бы не повернулся.
– Я тебя за собой не тяну, – отозвался Каннам. – Ступай в келью, спи свои сны.
Ярдис улыбнулся уголком губ, почесал пальцем пшеничную бровь.
– Скучно спать сны без снов. А их давно уж нет.
– И теневых историй на потолке? – Каннам сидел на стене, подогнув под себя ноги, и не отрывал взгляда от линии горизонта, но казалось, он не видел горизонта вовсе, а смотрел куда-то за него, на многие меры дальше и, возможно, достигал своим взором до родной деревни.
– Я разучился их читать, – помолчав, ответил Ярдис. – Совсем тихо стало внутри.
Каннам рассеянно улыбнулся.
– «Обретённая тишина – признак полноты аруха и внутреннего совершенства», – процитировал он отца наирея.
– А кажется, что внутри лишь пустота и никакого совершенства.
– Может ли пустота быть совершенством, как считаешь? – Каннам вновь улыбнулся, и Ярдису в его улыбке привиделась горькая усмешка. – У меня тоже эта тишина, Ярдис. Но я не думаю, что она – то самое, о чём нам толкуют наставники и отец наирей. Пока она больше смахивает на тоску. И свирельных песен уже мало, чтобы заполнить её. Как думаешь, – Каннам свесился с края, глядя на убегающий вниз голый камень выглаженной ветрами стены – плющ по ту сторону не рос, – можно ли спуститься, не переломав ног и не свернув шеи? С нашими-то умениями, м-м? И если можно, то почему никто не сбежит?
– Замолчи, во имя Превоплотившего! – гневным шёпотом одёрнул его Ярдис. – Сам-то понимаешь, чьи мысли завладели твоим языком? Это же отступничество – верная смерть и вечный позор!
– И что теперь?
– Не внимай шёпоту Неименуемого! Изгони его из своего аруха, он есть погибель. Наполни светом Первовечного, в нём сама жизнь.
– Не цитируй