Детство. Юность. Депрессия?. Андрей Беларус

правда, говорил, что серьезно меня наказали всего один раз. Я тогда сломал саженец, который соседка только-только посадила у дома. Да еще и огрызался на ее справедливые претензии. Ох и всыпали мне тогда! Хотя папа потом жалел об этом – он у меня добряк, в душе намного мягче мамы. Все наказания обычно были ее рук делом. Помню пару случаев, когда мама своей строгостью до слез меня доводила. Один раз я наотрез отказался обедать – так она даже не пыталась меня уговаривать, а когда я с рыданиями заперся в ванной, и бровью не повела. Сидя там, естественно я не ел – женская логика. Но тогда, помню, отец меня в итоге успокоил. А второй раз я нарвался, когда исправил оценку в дневнике сестры – влепил ей "пару". Мама накричала на меня и я, сидя на лестнице, ревел в три ручья, пока вся семья преспокойно смотрела телевизор. Утешать меня так никто и не пришел. Тогда я словил себя на мысли, зачем я вообще устраиваю такие показные истерики. В общем, не поощрение детских истерик – вот залог счастливых родителей.

      Отец хоть и не наказывал нас с сестрой, но строгость в нем чувствовалась. Голос у него был громкий, зычный, особенно когда он по телефону говорил на эмоциях. На самом деле, папа на нас никогда не кричал, но все равно, лишний раз старались не гневить его.

      К концу лета мы с друзьями всегда были черные от загара, как головешки – ведь целыми днями пропадали на улице. Загар потом до поздней осени держался. О солнцезащитных кремах тогда и слыхом не слыхивали, наоборот – специально жарились на солнце, во имя загара. Правда, в самый солнцепек мама меня гулять не пускала – берегла от радиации. После аварии на Чернобыльской АЭС многие районы Беларуси пострадали от радиоактивного загрязнения. Людей расселяли из опасных зон по всему Союзу, в наш поселок тоже несколько семей приехало из тех мест – дали им жилье, работу. Мама тогда все повторяла, что все болезни у нас либо от нервов, либо от радиации.

      Мы с Санькой все лето бегали босиком, часто и без кепок. Саня и так блондин, а к концу лета и вовсе выгорал до бела, глаза на фоне этих соломенных вихров казались совсем прозрачными. Тем летом я еще одним шрамом обзавелся, довольно внушительным. Гоняли мы во дворе мяч, босые, прямо по асфальту. Я захотел попрактиковаться левой ногой, размахнулся что было силы да промазал. Ступней по асфальту проехался будь здоров! Дома, конечно, родителей не оказалось. Но мы с Санькой знали, что подорожник – он вроде как антисептик природный. Вот и залепили мне всю стопу листьями. Правда, как этим подорожником правильно пользоваться, я лет в тридцать только узнал.

      Самое грустное в том беззаботном деревенском лете – последняя неделя августа. Особенно тоскливо ее переживаешь в детстве. Это ж значит – все, скоро в школу! Нужно ехать в город за обновками: одежда, обувь, школьные принадлежности. И даже всего один день, проведенный в городе, для меня был настоящей мукой. Нужно ж было одеться пристойно, обуться. А я, как Маугли, все лето в одних трусах провел. Конечно, с воспитанием у меня все было в