– Иди наверх и не говори ни слова, понял? – шепнула Моника, кивнув головой влево, указывая путь своему брату.
– Понял вас, сэр капитан, – тихо ответил Эдди и, смотря себе под ноги, быстро прошмыгнул в коридор и поднялся на второй этаж.
Руки Моники заныли, ей казалось, что чем ближе она к цели, тем тяжелее становился сундук. Девушке предстояло пройти знакомый путь через светлый коридор со столиком, на котором красовались ваза с декоративными цветами, телефон кремового цвета и записная книжка с номерами сервисных служб и ближайших соседей. Моника услышала очередные крики спорящих отца и матери. Зачастую, когда родители переходили на повышенные тона или утомляли друг друга до предела, они расходились по разным углам дома, чего так не хотела сейчас Моника. В эти моменты закон подлости обычно ставил подножку, и шансы пересечься с отцом вырастали на несколько тысяч процентов.
– Мне это не важно! – услышала Моника далекий возглас своей матери. – Я тебе говорила, а ты, как всегда, проигнорировал мой совет, вот и мучайся теперь!
– Ты непробиваемая! Я пошел смотреть телевизор.
Моника была практически у цели, но операция по тайному проникновению на второй этаж оказалась под угрозой. Медленно передвигаясь, девушка в очередной раз заметила отсутствие запаха выпечки в доме. Несколько лет назад Оливия Кастер могла задвинуть именитых кулинаров в сторону своими тортами и бисквитами. Запах миндаля и корицы приятно щекотал носы и заставлял желудки урчать в предвкушении вкусного десерта. Последний бисквит от мамы Моника ела еще в прошлом году, но тот оказался непропеченным. Готовка больше не приносила никакой радости Оливии Кастер, а стала своего рода обязательным пунктом монотонной семейной жизни. Телевизор стоял в гостиной, а это значит одно – Джеймс Кастер скоро окажется в коридоре и увидит свою дочь с неприятным сюрпризом в руках. Моника на носочках ступила на первую темноореховую ступеньку.
– Стоять! Что ты там притащила в дом?
– Черт! – тихо ругнулась Моника. – Сундук, подарок Эдди.
Джеймс протопал по коридору и оказался около дочери. Моника повернулась к отцу, предугадывая его хищный интерес. Даже если сундук стоит пару центов, недовольства будет столько, что будь в этом мире фирма, платившая за нервотрепку окружающих, то Джеймс Кастер вмиг бы разбогател. Моника давно понимала установки отца. Банкнота имеет ценность, а дети имеют желания. Контроль желаний своих детей будто стал его персональной ценностью.
– Мон, скажи-ка мне одну вещь, – отец указал пальцем на сундук, – на какой черт Эдди нужно это? – Джеймс гневно повел бровями. – И на какие деньги, скажи пожалуйста, ты можешь себе позволить такие вещи?
– Пап, давай не будем сейчас об этом. Вот это… – она указала подбородком на сундук, – стоит всего десять центов, и я не думаю, что одна монета важнее желания моего младшего брата.
Джеймс пару секунд молча смотрел в глаза дочери.
– А