– Ну, кому уж – что, – пожал плечами Антип. – А мы тогда пойдём. Не взяла наша. Не наши тут правила…
Мужики переглянулись, поднялись и, не оглядываясь, пошли прочь с Ямного камня, по тропинке к бойцам Соколу и Балаба́ну. От брода по просёлку они двинут через Пестерёвский рудник на Старую Шайтанку, от которой тракт уходит через Большие Галашки на Невьянск…
«Вот так просто встали – и ушли домой», – подумал Осташа. И ему стало завидно и тоскливо.
Ведь с каждым шагом он отступал. Вот и ещё врагов прибавилось – Чупря вынырнул из могилы. Вот и ещё друзей убыло – убили Алфёра. Не успел Алфёр ничего рассказать о толке Конона. А Конон вот успел послать Чупрю, чтобы тот Осташу пулей взнуздал и отнял родильные крестики. Одна удача, что Чупря ошибся. Да этой удаче и радоваться-то грех. Алфёру-то за что?
Осташа снова огляделся. Мурзинские мужики ушли, он был один, и оттого стало не то чтобы страшнее, а тягостнее. Дыхание выровнялось, а душу лихорадило. Сидеть тут на Ямном камне и ждать, что ли, всю жизнь, пока Чупря подберётся поближе?..
С собой у Осташи ножа не было. Он подобрал обломанный сук с острым концом, подскоблил остриё ногтями, оборвал ветки. «Встречу Чупрю – так хоть якорину в него всажу… Кто змею убьёт, тому сорок грехов простится», – решил Осташа и полез в чащу, стараясь не хрустеть ногами по калу́жью.
Стороной, таясь, он обошёл излучину, не теряя Чусовой только по дальним и редким прога́лам в вершинах леса. Когда по прикидке он поравнялся с Чегеном, то повернул к реке обратно. Пригибаясь за валежинами, прячась за толстыми стволами елей, густо ощетинившихся мёртвой «паутинкой» тонких сухих усиков, он выбрался на взлобье камня. Мелкие ёлочки у обрыва были поломаны, мох истоптан – и всё. Чупря ушёл так же незаметно, как и появился, – точно оборотень. И жалко. Осташа уже примерился к мысли, что сейчас ему придётся суком вспороть Чупре брюхо. Осташа с досадой выбросил свой сук, тропою открыто спустился на берег и по воде напрямик пошагал к судну.
Бурлаки уже почти спихнули межеумок на глубину. Осташа молча обошёл их, забрался на борт и полез в мурью. Бурлаки ждали его, не налегая пока на чегени. Сжимая в кулаке родильный крестик с процарапанным «ЛФР ГЛВ», Осташа вышел на палубу. Бурлаки смотрели на него снизу вверх.
– Алфёр говорил, ты тоже сплавщик, да? – осторожно спросил Федька. – До Шайтанки судно доведёшь?..
– Доведу, – угрюмо согласился Осташа и спрыгнул с борта.
Никто и не заикнулся, чтобы он брался за чегень. Фиска смотрела на него вытаращенными глазами, словно бы узнала, что Осташа – сам царь Пётр Фёдорович. Но Фиска была уже в прошлом, до неё Осташе дела уже не было. И никогда больше не будет.
…Кто знал, сколько времени ещё придётся выталкивать межеумок на струю? Может, до завтра? Чтобы мёртвое тело не вздуло на солнцепёке, пришлось его притопить. Ручей Чегени подпрудили насыпью, и теперь Алфёр, придавленный камнем, лежал на дне в прудочке. Его чисто промытые волосы колыхались как живые. Ходуном, словно на ветру, ходила