Подспудно тема вызревала давно: дед регулярно смотрел по первому национальному каналу (как единственно доступному) новости и был в курсе событий, поданных, естественно, с “национальной окраской”.
“Живут они богато там, в Европах, – переваривал наболевшее дед. – За две мировые столько нахапали! Из одной нашей деревни чего только не вывозили: кур, коров, свиней! А люду?… Молодёжь, баб? Обер Ганс, вражина, в сорок втором годе даже у меня умыкнул трубку казацкую, ещё моему деду подаренную самим Суворовым! Сколь годов прошло, а всё жалко… А церковь? Чудом уцелела при большевиках, а культурные германцы (горбыль им в ребро!) разграбили и устроили конюшню. А теперь в Европах живут, не один хлеб жуют и нас поучают. Ценности у них!… А то как же: столь награбить?”
Дед разволновался, даже закашлялся от возмущения и попытался сплюнуть, но слюна застряла на губах и растеклась по щетинистому подбородку. От досады Матвей выругался, облизнулся и полез в карман. Однако пока доставал платок, борода на солнце высохла и стянула кожу, что ещё больше раззадорило долгожителя.
К месту или не к месту, но открылась калитка и выглянула внучка Виктория, юная, востроглазая красавица, которая в июне закончила школу и собиралась ехать в столицу – участвовать в конкурсе красоты!
– Ты чего это дед ругаешься? Европу поносишь?
– А её хоть носи, хоть вон выноси. Ей матюки как свинье грязь: высохнет, отскочит и во благо станет! – совсем взъерепенился старик.
Девушка прикрыла от солнца глаза и вышла на улицу:
– Вот выиграю конкурс да поеду в Европу. Рим, Амстердам, Париж… – мечтательно заулыбалась красавица и игриво повела плечами.
– КукИш тебе, а не Париж! – свернул Матвей подобие кукиша, поскольку пальцы гнулись плохо, и ткнул в сторону внучки. Глаза у старца засверкали, а губы задёргались:
– Таких, как ты, там хоть пруд пруди! Выиграет тот, кто деньгой пробьётся, или под главного судью ляжет. А он, вражина, ещё поглядит, побаловаться тобой али нет!
– Что ты такое говоришь, дедушка Матвей? – возмутилась Виктория. – Конкурс будет проходит по европейским, мировым стандартам. Даже в жюри будут представители из Вены.
– Во-во! Правители… – не расслышал старик. – Они направят… наших молодаек в свои бордели. Их же бабы – видел я этих немок, когда в плену под Гамбургом на ферме батрачил – как те жерди неотёсанные. На неё не то что лечь, глянуть муторно! Так они теперича наших завлекают, приваживают баснями про сладкоё житьё да свои ценности… награбленные.
Виктория хотела возмутиться и урезонить разбушевавшегося старика, но вовремя осознала бесполезность своих намерений. Она хмыкнула, надула губки бантиком и демонстративно удалилась во двор. Появилось случайное облако и укрыло деда тенью. Он передёрнулся, взглянул на небо, потом на калитку. Недовольно посопел, высморкался и продолжил размышлять.
“Ценности