Кайло не стал снимать с неё майку, стянул джинсы, а носки оставил, – заботливо подрубил коленные чашечки – замыленное стекло сопротивлялось по сценичности его лица сгоревшими в вольтметре бутонами поцелуев, Хейден с рваными выдохами пересчитывала толчки, выхватывала черты: мороженые зрачки уже в экстазе, ровная монотонная циновка раздражённых капилляров на щеках, – на них то догорали, то воскресали распятые лучики, может, поэтому ей вспомнилось островное кладбище, статуи анирнисиаков, обуглившиеся и разбитые временем. Она не чувствовала ни нанометра кожи, но чувствовала, как вихри в желудке поездами несутся мимо рельсов, готовые разбиться. Чувствовала взрывоопасную сукровицу-бисквит там, где никто не смог бы достать. Искала спасения в процессе умирания контрастов и перепадов апреля на плинтусе, удлиняющем громадный крест-каноэ над изголовьем и лампочный потолок гостиницы. Наклонившись, подсвеченный разорвавшимися сосудами, Кайло исцарапал ей лоб щетиною и вылил в ротовую полость две десятых литра слюны с деревянными занозами.
«Не хочешь вдохнуть?» – запоздало испорченная лукавством, неподготовленная улыбка складывалась, словно карманный нож. Дерзость, шекспировский тон, это настойчивое коварство заставили Хейден остановить руку с ярко расцвеченным бутыльком на половине пути; голова и без того немного кружилась от невесомости.
– Извини, – сбивчиво пробормотала она, ощущая, как пальцы завязываются узелком вокруг флакона, примиряясь с почти еженедельной порцией изобутилнитрита. Матрас под поясницей онемел. Образ «купания слона» в действии: попытка сдаться в вытравлении себя из собственного тела и налепить на шкурку защитный слой грязи, как в первый раз, как в первый раз – замкнутым эхом моталось по черепушке. Это был Эллиотт; его голос, но говорил он фразами Стикса. – Я хочу гораздо большего, чем быстрый кайф.
– Чего же ты хочешь? – злая, тёмная усмешка. – Вафель со сгущёнкой? Рок-н-ролла? На гитаре я не играю, но могу включить колонку.
Чего-то более материального, чем надуманные эмоции и подростково-запретная экзальтация, зафиксировавшаяся в мозжечке, чего-то вещественного, подумала Хейден, наблюдая за тем, как покорённое бесстыдством выражение лица напротив растягивается в похотливую дымку. Я не знаю, подумала она. Расскажи мне про школу, в которую ты ходил, и про деревья, что росли на заднем дворе. Расскажи про своего первого друга. Расскажи всё, что ты так и не смог сказать вслух, расскажи про твои разочаровывающие попытки вернуться назад во времени. «Большая часть людей, совершивших покушение на самоубийство, в течение трёх лет после этого предпринимает повторные суицидальные попытки».
– Тебя, – она ответила порывисто.
Потому,